Олег Богаев

 

 

 

        Посвящается Борису,

который хотел, но не смог.            

 

 

 

 

 

 

 

 

Ад Станиславского

Комедия в  о д н о м  действии

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Малая сцена. Премьера завтра, на сцене декорация вишневого сада, представляющего собой марсианский ландшафт или что-то в этом роде, холодно, пусто и страшно; вероятно, где-то здесь прячется «мировая душа», но где - понять сложно, ясно одно – это всё очень далеко от нас.

На сцене заведующий постановочной частью прибивает что-то к полу, радистка что-то цепляет на «штанкет», осветитель направляет яркий луч на центр.

ОСВЕТИТЕЛЬ (второму, куда-то вверх). Где будет ЭТОТ?

ВТОРОЙ (откуда-то сверху). Да тут! Как всегда, в центре! 

РАДИСТ (откуда-то сбоку). Фонограмму какую?!

ВТОРОЙ (откуда-то снизу). «Лакримозу» давай.

В зале, рассчитанном на 30 зрителей, все места заняты. На первых рядах корифеи театра - актеры: Валентин Владимирович Вдунов, Михаил Анатольевич Корнеев, Олег Петрович Чохманда, Альберт Васильевич Флягин, Мария Егоровна Шашкина и Галина Марковна Лурье. За их спинами молодые актеры и уже не очень: Илья Файко, Максим Чочкарев, Дарья Афигенова, Лариса Хвостова, Сергей Гадин, Вера Чертилова, Любовь Сатановская, председатель профкома Вилорий Сайдуллаев, и заведующая лит. частью Лора Семеновна Прун. Позади обслуживающий персонал: гримеры, костюмеры, билетерши, кассирши, и другие. У всех в руках разные газетные издания с одной и той же публикацией открытого письма.

АКТЕР КОРНЕЕВ (глядя в газету). Вот! На первой странице!

АКТЕР ВДУНОВ. Все газеты напечатали…

АКТРИСА АФИНОГЕНОВА. И по телевизору вчера было.

АКТЕР ФЛЯГИН. На каком канале?

АКТЕР ГАДИН. На всех. Даже на «Enimals Planet».

АКТЕР ЧОХМАНДА (завлиту). Молодец Лорка, читаешь, и так прошибает…

ЗАВ.ЛИТ ЛОРА ПРУН. Мы же вместе это писали.

АКТЕР ВДУНОВ. Давайте начнем! Сколько можно?!

АКТЕР ЧОХМАНДА. Мы не можем начать без него.

АКТРИСА ХВОСТОВА. А если он не придет?

АКТЕР ФАЙКО. Наш «Станиславский» подался в бега!

АКТРИСА САТАНОВСКАЯ. Разбежались. Он будет держаться у нас до последнего!

Звонок.

КОРНЕЕВ (достает телефон, слушает). Да? (Убирает телефон, пытаясь скрыть волнение.) Паук уже здесь.

Осветитель и зав.пост убегают за кулисы.

ФАЙКО. Я когда его вижу, в дерьмо превращаюсь!

В зале легкая паника. Часть слабонервных людей убегает через запасной выход, но большая часть проявляет мужество, и остается. Все прячут газеты. Наступает тишина. Ждут. Напряженная пауза. Слышны шаги в холле.  

Дверь распахивается, появляется режиссер. Он совершенно не ужасен, напротив, его внешний вид: лицо, глаза, голос, руки, походка – все в нем ладно и хорошо, он из тех людей, кто с первого взгляда может расположить к себе.

РЕЖИССЕР (не замечая «полный» зал, поднимается на сцену, актерам). Доброе утро! День замечательный… Наконец-то дождались весны… Ну, как у всех настроение?

ВДУНОВ. Прекрасно…

РЕЖИССЕР (оглядывает сцену.) Монтировщики? Где монтировщики?! Почему декорация не готова?!

ГОЛОС ЗАВ. ПОСТА (из-за кулис). А чо вам еще?..

РЕЖИССЕР. Где гильотина для Фирса?! У нас последний прогон! 

ГОЛОС МАШИНИСТА СЦЕНЫ. Гильотина будет к обеду.

РЕЖИССЕР. А где реквизит? Где топор? Где ножи, где стекло битое?! (зовет). Арина Михайловна!

РЕКВИЗИТОР (из зала, вяло). Да?..

РЕЖИССЕР. Где чучело Чехова?!

РЕКВИЗИТОР. Красят в поделке.

РЕЖИССЕР. Что до сих пор?.. (Вверх, осветителю.) Паша, дай на меня свет!

Включается луч, режиссер стоит в круге света.

РЕЖИССЕР. Галина Марковна тут?

АКТРИСА ЛУРЬЕ (из зала). Я здесь.

РЕЖИССЕР (щурится в темноту зала, пытаясь разглядеть ее). Как у вас самочувствие?

АКТРИСА ЛУРЬЕ (из зала). Спасибо, кашель прошел. А как ваше сердце?

РЕЖИССЕР. Нормально… Я на таблетках.

Файко и Гадин прыснули смехом.

РЕЖИССЕР. Вы двое, опять анекдоты?! О вечном подумайте!

ФАЙКО. Думаем…

ГАДИН. Думаем.

РЕЖИССЕР (оглядывается). Актеры все в сборе? Паша, свет убери! (Щурится в зал, прикрывает глаза ладонью.) Помреж! Галя, ты где?!

АКТЕР САЙДУЛЛАЕВ. Вы ее выгнали вчера из театра.

РЕЖИССЕР. Да? Точно… Паша, да убери с меня свет! Ты издеваешься?!  (В зал.) Кто здесь? Почему посторонние в зале?

АКТЕР КОРНЕЕВ. Здесь нет посторонних. Тут весь трудовой коллектив.

РЕЖИССЕР (всем). Зачем вы пришли?.. Генеральная завтра! (Раздражается, осветителю.) Убери этот свет!!!

ЗАВ. МУЗ. Он не сделает это.

РЕЖИССЕР. Что??? Кто сказал???

Тишина.

РЕЖИССЕР. Дорогие друзья… Повторяю, «Генеральная» завтра! В одиннадцать приходите! А сейчас прошу вас уйти. (Вглядывается в темноту зала, вдруг узнает.) Слепцова??? Кто вас пустил в театр?!

ЗАВ. МУЗ. Кто надо.

РЕЖИССЕР. Хамлин??? А вы что здесь забыли?! 

АДМИНИСТРАТОР. Чо надо.

РЕЖИССЕР. Охрана! Почему посторонние в театре?!

ГАДИН. Вам же сказали - тут нет посторонних!!!

РЕЖИССЕР (как миротворец). Давайте устроим собрание после премьеры.

АКТРИСА САТАНОВСКАЯ. Премьеры не будет.

РЕЖИССЕР. Кто умный такой?!

МАШИНИСТ СЦЕНЫ. Я. (Встает.)

РЕЖИССЕР. Так, он уволен… Быстро из зала!

МАШИНИСТ СЦЕНЫ. Ни хрена он не знает, по роже видать…

ВДУНОВ (режиссеру). А позвольте спросить, вы газеты утром читаете?

РЕЖИССЕР. Газеты??? Какие газеты?

САЙДУЛЛАЕВ. «Правда»…

КОРНЕЕВ. «Культура»…

ФЛЯГИН. «Известия»…

РЕЖИССЕР. Нет, как любой образованный человек я газетами подтираюсь.

АКТЕР ЧОХМАНДА. Это заметно…

ФАЙКО. И телевизор не смотрите по утрам?..

РЕЖИССЕР. По ночам. И только порнуху.

Все тридцать человек достают газеты, разворачивают.

КОРНЕЕВ. Петрович, зачти.

МАШИНИСТ СЦЕНЫ. Всё что ли?..

ВДУНОВ. Тезисно. Самое актуальное.

МАШИНИСТ СЦЕНЫ (встает, идет к авансцене, громко читает газету). «Открытое письмо сорока.  «…А кроме этого, уважаемый мэр, мы постоянно слышим, что в театре нет денег, но при этом непомерно увеличивается аппарат главного режиссера. В нашем, сравнительно не очень большом театре - 33 курьера; 43 консультанта и 1 музейный работник. При наличии шести шекспироведов появился ещё один гоголевед,  который сидит в декорационном цехе и непрерывно пишет указы в стиле Поприщина.

Далее все зачитывают по очереди:

САЙДУЛЛАЕВ. «Набивая «до отказа» штат своими рабами наш режиссер и Художественный руководитель К. С. Гнобель вытесняет из театра даже заслуженных  лиц. На службу этой цели поставлен целый аппарат уничтожения и изощренного террора, сравнимого разве что со сталинскими временами.

АКТЕР ЧОХМАНДА. «Народный  артист России Олег Петрович Чохманда, человек, отдавший киноэкрану всю свою жизнь, получил  унизительный выговор за то, что два раза чихнул во время спектакля. Подобные «выговора», объявляют у нас регулярно».

АКТРИСА ШАШКИНА. «Ещё в начале прошлого сезона актриса Мария Шашкина, обратившись к новому худруку с творческими вопросами, получила в ответ: «Вы профнепригодны».

ЛОРА ПРУН. «А руководитель литературно-драматической части  Лора Прун (известный театровед и философ) - за попытки скорректировать репертуарную политику – услышала несправедливый упрёк, что  она «даже читать не умеет».

ЗАВ. МУЗ. «Получила предложение  подать заявление “по собственному желанию” и руководитель музыкальной части, композитор Нонна Безухова, человек, которая долгие годы была музыкальной душой наших спектаклей».

АДМИНИСТРАТОР. «Из-за постоянных угроз вынуждены были уйти  “по собственному желанию” главный администратор Юрий Хамлин, помощник режиссёра Соня Слепцова, комендант театра Любовь Эйхман».

САТАНОВСКАЯ. «Не избежал «гнобелевской чистки» и начальник отдела снабжения, герой Труда Иван Кузьмич Соломаткин».

БИЛЕТЕРША. А виновной в провалах последних премьер была признана заведующая билетным столом, инвалид 4-ой группы Евгения Долгошеина».

ВТОРАЯ БИЛЕТЕРША. «В ответ на несогласие Долгошеиной с абсурдным предложением увольняться, К.С. Гнобель хотел столкнуть ее с лестницы. И более того, женщинам-билетерам, проводящим в театре по 13 часов (!) каждые сутки, запрещено "принимать пищу и питье на рабочем месте".

УБОРЩИЦА. «Наш театр, как учреждение культуры, превращен в машину для уничтожения не только человеческих личностей, но и культурных ценностей.

ЛОРА ПРУН. «Серьезный, глубокий психологический театр подменяется скоропортящимися поделками или антрепризой, о чём писали и уважаемые театральные критики (Р. Жбанский, и М. Дмыдова)». 

ФЛЯГИН. «Русский театр, долгие годы служивший храмом  человеческих чувств, превращается в “дикий могильник” эпохи бесстыдства, о чем ярко свидетельствует предстоящая премьера в нашем театре с диким названием «Вишневый зад».

ВДУНОВ. «Однако, К. С. Гнобель  бравирует  тем, что ему уже продлили договор  на следующие двадцать лет, и гордится тем, что генсек ООН Пак Думун - его школьный товарищ. Видимо, по причине своего сумасшествия он так уверен в своей безнаказанности.

АКТЕР ЧОЧКАРЕВ. «К. С. Гнобель, полностью соответствуя своей фамилии, распространил в театре невыносимую атмосферу. По этой причине коллектив театра выражает ему глубочайшее недоверие».

КОРНЕЕВ. «Уважаемый мэр, то, что происходит сегодня с нашим театром, это - культурная катастрофа в самом сердце столицы».

Молчание.

РЕЖИССЕР. Кто вчера на расписании букву «Эс» переправил на «Зэ»?

ГАДИН. А что, «Вишневый сад» стал «Вишневым задом»…

ФАЙКО. Логично…

На сцене и в зале смех.

РЕЖИССЕР. Кто это сделал?! (Файко и Гадину). Вы, два подлеца! 

ГАДИН. А мы тут чем?..

ФАЙКО. Вахтеры говорят, это дух Чехова бродит…

ЛУРЬЕ. И говорят, он вами очень недоволен.

РЕЖИССЕР. Хорошо, я выясню всё. (Разворачивая газету.) Итак. Во первых: этот донос…

ЧОХМАНДА. Не донос, а «письмо сорока»!

ВДУНОВ. И заметьте, открытое.

РЕЖИССЕР. Такое дерьмо у меня за спиной…

КОРНЕЕВ. Почему за спиной? Вчера на Худсовете. Мы вас приглашали, но вы не явились.

РЕЖИССЕР. Еще вчера вы говорили, что не встречали режиссера лучше меня…

ФЛЯГИН. Кто говорил???

РЕЖИССЕР. Да вы!!!

ФЛЯГИН. Я???

РЕЖИССЕР (указывая на всех). И вы! И вы! И вы! И вы!!! Даже уборщицы! Я знаю, кто вас обработал! Вот он – Чихманда! Его камарилья!

ВДУНОВ. Чох-ман-да.

ЧОХМАНДА. Не имеете права, у меня орден за «Заслуги перед Отечеством»! Мне его вручил сам президент!

Аплодисменты.

РЕЖИССЕР. Не президент, а я руковожу этим театром!  

КОРНЕЕВ. Руководите. Пока.  

РЕЖИССЕР. Вы актеры. Актеры! И ваша задача на сцене играть! А «цеховые» должны помогать! А кто не согласен, пусть валит к черту!

САЙДУЛЛАЕВ. У нас профсоюз.

РЕЖИССЕР. Да в жопу ваш профсоюз! Вы ничего не решаете! Решают они… (Указывая на корифеев.) Одной ногой в могиле, и за собой тащат театр…

КОРНЕЕВ (знак в будку радистке). Алён, микрофончик…

РАДИСТКА (сверху). Я – давно запись включила. 

РЕЖИССЕР. Записывайте! Записывайте! Я всё щас скажу! (Корифеям.) Вам давно плевать на театр, вам, вам, вам и вам! Сидят, обдолбались лекарствами! На сцене давно импотенты! На кладбище уж пора, а они каждый день ходят сюда, старые пидарасы!!! 

Пауза.

ВДУНОВ. Люди, вы слышали?! 

ШАШКИНА. Я ж говорила – быдло крестьянское…

РЕЖИССЕР. А вас, моя дорогая, я должен обрадовать! Вы покидаете этот театр!!! Пошла, жаба, вон!..

ШАШКИНА. Сопляк! (Заплакала.) Да я здесь сорок лет…

ЧОХМАНДА. Как вы смеете так разговаривать с женщиной?!

ВДУНОВ (режиссеру). Ее в труппу взял сам Кафрос! А вам, голубчик, до него срать да срать…

РЕЖИССЕР. Кафрос? «Кафрос»!!! Вы же сами сожрали его!

ЛУРЬЕ. Это ложь!  

РЕЖИССЕР. А Кривоногов?

ФЛЯГИН. Кривоногов не смог здесь работать, потому что ногу сломал.

РЕЖИССЕР. А Васильчиков?! А Удодин?!

ЛУРЬЕ. Они своей смертью умерли.

РЕЖИССЕР. А великий Нихулин?

ФЛЯГИН. Он сам сожрал себя.

ВДУНОВ. Да, еще тот был самоед…

РЕЖИССЕР. А Нелюбов, а Верещагин? А Фейшиц? А Роман Фитюк?

КОРНЕЕВ. Хватит всякую дрянь собирать!   

Ропот в зале.

РЕЖИССЕР. Мы должны это сделать… Мы должны… И мы сделаем это!!! Это будет великий спектакль! И нам Чехов поможет! В каждой фразе, в каждом движении, он гениален и современен! Но есть огромное «Но»! Его тексты – как письмена древних шумеров, их надо открыть и подвергнуть полной… как бы проще сказать… квази-дешифризации, что ли. Поймите, дорогие мои… Если есть загробная жизнь, то можно представить, как страдает там Чехов!  Вроде великий писатель, а он так и не понят никем! Сегодня последний прогон, я понимаю, материал непростой, но друзья, мы сделаем это! Клянусь, я знаю решение!!! (Корнееву.)  Михаил Анатольевич, я тоже недоволен, как у нас решается финал первого акта! Эмоции должны нарастать, а у нас всё пропадает! А почему? Мы выбрали неверный акцент! Ваш герой после трагичной реплики, должен снимать не шляпу, а наоборот – превратить всё в фарс!

ФЛЯГИН. Он готов и брюки спустить…    

ЛУРЬЕ. Актеры - народ очень доверчивый.

РЕЖИССЕР. Да поймите, надо только жест обозначить!

КОРНЕЕВ. Зачем же… Я готов сколько угодно… И нагишом даже бегать, если есть сверхзадача…

ЛУРЬЕ. Помнишь, Кафрос ставил «Дети разврата»?

ВДУНОВ. Да, три часа без белья танцевали…

РЕЖИССЕР. Я понял. Вы все саботажники. Вы все не хотите работать!

КОРНЕЕВ. Мы очень хотим, но без вас!

РЕЖИССЕР. Родные, вы же сами позвали меня в ваш театр! (Корнееву). Вот вы даже домой ко мне приезжали! Умоляли возглавить, чай пили, рыдали, на коленях стояли… Зачем?! Для чего?!

КОРНЕЕВ (Афиногеновой). Галочка, где твой супруг?..

АФИНОГЕНОВА. Да он здесь уж давно. Сидит, дожидается!

КОРНЕЕВ. Пусть начинает.

Из зала выходит мужчина, по его внешности и походке очевидно, что он к театру не имеет никакого отношения. Мужчина робко выходит на сцену, смущенно смотрит на Режиссера.

МУЖЧИНА. Здравствуйте… (Достает из рукава финский нож, и умело бьет режиссера в живот и бок несколько раз, прокручивая лезвие внутри тела.)

Кто-то в ужасе вскрикнул. В зале мертвая тишина.

Режиссер охнул, оседает на пол, закрыл рану рукой, сначала он испытывает крайнее удивление, и только затем боль.

Мужчина вытирает нож, кладет обратно в карман, так же смущенно покидает сцену.

Аплодисменты. Мужчина подходит к жене.

АФИНОГЕНОВА (мужу). Ты щас куда?

МУЖЧИНА (кладет нож в карман). В садик.

АФИНОГЕНОВА. Не опоздаешь? Заедь за продуктами.

Мужчина поклонился всем, уходит в таком же смущении.

Пауза.

КОРНЕЕВ. Стеснительный он у тебя…

АФИНОГЕНОВА. Да. Алеша очень любит театр. Для него актеры – как боги.

ЛУРЬЕ. А сколько ребеночку вашему?

АФИНОГЕНОВА. Шесть будет уже.

ВДУНОВ. Да, быстро время летит…

Все смотрят на режиссера, лежащего навзничь на сцене. 

РЕЖИССЕР. Кто это?.. Он зарезал меня… 

Радист включает фонограмму «Реквием» Моцарта.

Из зала с рыданиями убегает девушка.

КОРНЕЕВ. Что за особа???

ГРИМЕРША. Это новенькая из реквизита.

ВДУНОВ. Почему вы ее не предупредили?

КОСТЮМЕРША. Я ей сказала… Но она плачет всегда, когда слышит «Реквием» Моцарта.

ФАЙКО (радисту). Алена, убавь «боковые» на сорок процентов!

«Реквием» стал звучать тише.

РЕЖИССЕР. Мерзавцы… Скоты… Что вы творите… (Пытается встать, держится за бок.)

ЛУРЬЕ. А у Кафроса кровь была голубая…

ЧОЧКАРЕВ. А у этого желтая как моча!  

ФЛЯГИН. Может, это не кровь?

Все сидят, смотрят на муки режиссера.

ЛУРЬЕ (патриархам). Слушайте, мальчишки, а помните, как умирал Нелюбов?

ВДУНОВ. Нелюбов… Нелюбов…

ЧОХМАНДА. Нелюбов умер достойно, легко…  

ЛУРЬЕ. А ты не путаешь его с Васильковым?

ФЛЯГИН. Нет-нет.

КОРНЕЕВ. Жаль, что с Нелюбовым так получилось. Замечательный был.

ЛОРА ПРУН. Говорят, его привидение ходит ночью тут в зале…

ЧОЧКАРЕВ. И плачет. Я слышал.

ЧЕРТИЛОВА. Дураки, это кот! 

РЕЖИССЕР. Я умру…Помогите… Врача…

КОРНЕЕВ. А Фейшиц?

ФАЙКО. Он разве работал у нас?

КОСТЮМЕРША. Фейшиц?! Господь с вами! Конечно!

БИЛЕТЕРША. Я поражаюсь. Сейчас молодежь приходит в театр, и совсем не знает нашей истории. Фейшиц три года работал у нас! Он поставил три грандиозных спектакля… «Синий остров»…

ГАДИН. Может, «Багровый»?

МАШИНИСТ СЦЕНЫ. Потом он поставил «Гнездо пескаря»…

ЛОРА ПРУН. Глухаря…

ФЛЯГИН. Потрясающий был спектакль. Я там играл рыбака.

КОРНЕЕВ. Рыбака играл я, а ты - селезня.

ФЛЯГИН. Разве?

КОРНЕЕВ. Конечно… Он поставил еще «Спешите делать любовь», не помню, чья пьеса. Фантастический был спектакль!

ШАШКИНА. Да, все на сцене так любили друг друга…

ФЛЯГИН. А Романом Фетюком мы всю Европу объездили…

РЕКВИЗИТОРША. А с этим вообще никуда.

КОРНЕЕВ. Почему же… Мы были в Смоленске.

РЕЖИССЕР. Я обещаю гастроли в Нью-Йорк… Спасите…

АКТЕР ЧОХМАНДА. Поздно. Мы с вами уже никуда не поедем.

РЕЖИССЕР. Люди....

Все сидят, смотрят на Режиссера.

КОРНЕЕВ. Принято думать, что умирать на сцене – дурной знак. Суеверье! После «Гамлета» я женился, после «Чайки» Светка Петьку родила, но главное - после «Бесов» я в лотерею выиграл! 

ЧОХМАНДА. Пятнадцать копейков.

ЛУРЬЕ. Неважно.

ВДУНОВ. Да были когда-то настоящие режиссеры. Помню, когда у меня роль Треплева не шла, Кафрос принес на репетицию двухлинейку. И говорит, - если ты хочешь понять эту роль, тебе нужно взять дуло в рот, и спустить курок. – Я не знал, есть или нет там патроны…

РЕЖИССЕР (с трудом). Звери… шакалы… (Пытается ползти.)

ГАДИН. Значит, спустили?

ВДУНОВ. Это вы, молодежь, спускаете, а я нажал.

АФИНОГЕНОВА. Да что вы??? И как?

ВДУНОВ. Осечка. Но за эти доли секунд перед смертью, я понял, в чем заключается роль. Понимаете, текст Чехова – как волшебство…

РЕЖИССЕР. Не верьте… Он все лжет! Негодяй…

ФЛЯГИН. Пардон, я эту историю читал у Тарханова. Эта книжка у меня в грим-уборной пропала вчера…

КОРНЕЕВ (профкому). Вилорий, ты время засек?

САЙДУЛЛАЕВ. Да, пять минут. Окочурится скоро.

Все сидят, смотрят на режиссера.

ЧОХМАНДА (недовольно). Что-то он долго…

ФАЙКО. Он, видите, кровь рукой зажал, а надо чтобы она полностью вытекла…

ИЗ ЗАЛА. Может руки связать?

ВДУНОВ. Молодежь, откуда в вас столько садизма?

ФЛЯГИН. Надо все по рецепту.

РЕЖИССЕР. Твари… Скоты… Кто-нибудь… Помогите…  

У режиссера в кармане звонит мобильник.

Сайдуллаев подходит, осторожно, чтобы не запачкаться кровью достает мобильник из кармана режиссера.

САЙДУЛЛАЕВ. Да? Кто это??? Щас. (Режиссеру.) Вам звонят из мастерской. Они хотят уточнить номер вашей стиральной машины.

РЕЖИССЕР (с трудом). Ка…кой???

САЙДУЛЛАЕВ (в телефон). «Какой»? (Ему отвечают, режиссеру). «Беко». 

РЕЖИССЕР (пытаясь остановить кровь). У меня… был… «Сам-сунг»…

САЙДУЛЛАЕВ (в телефон). У него был «Самсунг». Что??? (слушает, режиссеру). Они спрашивают, «центрифуга была с ребром или нет»?

РЕЖИССЕР. Кажется… нет…

САЙДУЛЛАЕВ. «Нет!» (слушает, передает режиссеру). «Она, что, белье жевала»?

РЕЖИССЕР (сквозь боль). Она… протекала.

САЙДУЛЛАЕВ (в телефон). «Протекала». (Слушает, передает режиссеру.) «Можете взять».

РЕЖИССЕР. Передайте… что я… уже…

САЙДУЛЛАЕВ. Он не сможет! (выключает телефон, какое-то время тыкает кнопки, возвращается в зал.)

На сцену выходит буфетчица в грязном фартуке.

РЕЖИССЕР (буфетчице). Помогите…

БУФЕТЧИЦА (глядит на режиссера). Что, уже мясо готово?

ФАЙКО. Мариночка, погодите…

БУФЕТЧИЦА. Что «погодить»? Мне тарелки нести или нет? Или опять черт-е как будете есть?

КОРНЕЕВ. Принеси одноразовые. (Оглядывается.) Где Диффенбах? Мы ждем, сколько можно???

Быстро входит жизнерадостный пожилой мясник с чемоданом и футляром от контрабаса.

ДИФФЕНБАХ. Пробки, я извиняюсь!..

ЛУРЬЕ (Корнееву). Мишенька, начинай.

На сцену выходит актер Корнеев, надевает очки, достает лист бумаги. Этим временем Диффенбах выходит на сцену, достает из чемодана фартук, надевает, извлекает из футляра топор, из чемодана – тесаки и ножи различных размеров. Раскладывает. Готовится.

РЕЖИССЕР. Эй… вы чего?.. (В ужасе смотрит, хочет бежать, но не может из-за ран.)

КОРНЕЕВ. Дорогие друзья, и коллеги. Я сегодня немного волнуюсь, я уверен - вы поймете меня. Ровно сорок лет назад, вот тут, на этой сцене у меня привился вкус к театру. Анатолий Аркадьевич Кафрос был мой первый учитель. Во всех отношениях это был талантливый, замечательный художник, и мне, будучи тогда еще совсем мальчишкой после школы-студии МХАТ, представилась честь быть скромным участником его поедания.  (Читает.) «За все эти годы моего служения в нашем театре было съедено 12 режиссеров совершенно разных талантов и дарований. Разумеется, у каждого из нас образовались свои вкусы и пристрастия: кто-то любит язык, кто-то мозг, а кому-то просто нравится печень, но нас объединяет одно – это мучительная любовь к непростому искусству, которым мы занимаемся. Великий основатель нашего театра Владимир Иванович Лялин на заре XX века достаточно точно выразил свою мысль в письме к Горькому: «Для чего нужны режиссеры? Для того, чтобы их есть. На этом и держится наш русский театр». В этой регулярности и непрерывающейся великой традиции мы принимаемся за 13-го режиссера. Дорогие друзья и коллеги! Поздравляю Вас, и желаю приятного аппетита!» (Складывает бумагу в карман.)

ДИФФЕНБАХ. Ну что?..

КОРНЕЕВ. Начинайте!

Звучит «реквием». Диффенбах берет топор, подходит к лежащему режиссеру. Входит буфетчица с тарелками и вилками.

РЕЖИССЕР. Я не съедобный… (Кричит.) Я не съедобный!!! 

ШАШКИНА. Становится сыро…

ВДУНОВ. Опусти-ка, занавес, братец…

Машинист опускает занавес. Теперь режиссера и Диффенбаха не видно, зато слышно: методично стучит топор и кричит от адской боли режиссер.

Буфетчица раздает тарелки. Входит директор театра – Янина Петровна.

ДИРЕКТРИСА. Что у вас происходит?!!! Опять?!!!

Все стихает. Тишина.

КОРНЕЕВ. Репетируем…

За занавесом стонет недобитый режиссер.  

ДИРЕКТРИСА. Что «репетируем»?! Я разве не вижу?! Опять режиссера сожрать собрались?!

Весь зал молчит.

ГАДИН. А что, разве нельзя?..

ЧОЧКАРЕВ. Имеем полное право.

ДИРЕКТРИСА. А ты, Чочкарев, помолчи!.. Я быстро укорочу твой язык! Ты у меня Гамлета играешь без регистрации!

ЛОРА ПРУН. Янина Петровна, мы же договорились…

ДИРЕКТРИСА. Договорились… Но это было вчера! А сегодня пришел факс!

ФЛЯГИН. Факс???

ДИРЕКТРИСА (в зал). А цеха что тут расселись?!! Нечего тут!  Осветители, монтировщики, реквизит – живо на большую сцену! Вечером «Конкурс красоты», нам за это спонсоры платят… И билетеры и гардероб! Пошли все, заберите тарелки! А артисты останьтесь…

Обслуживающий персонал театра быстро покидает зал.

Занавес поднимается. Диффенбаха нет. Режиссер лежит на полу, его тело растерзано, но он еще жив.

ДИРЕКТРИСА (актерам). Наш театр зовут в Нью-Йорк на фестиваль.

ГАДИН. В USA?..

ДИРЕКТРИСА. Именно.

ЧОХМАНДА. Я был в Америке сто лет назад!

КОРНЕЕВ. Да, вы еще ездили с Коминтерном.

ДИРЕКТРИСА. Вот факс из СТД. (Отдает бумагу Корнееву.) Вся труппа, плюс персонал.

Все передают бумагу друг другу, пытаются почесть.

ФАЙКО. Когда?

ДИРЕКТРИСА. В Рождественские недели.

ФЛЯГИН. А какие спектакли хотят?

ДИРЕКТРИСА. «Вишневый сад».

КОРНЕЕВ (указывает на декорации на сцене). Этот?

ДИРЕКТРИСА. Этот, какой же еще…

АФИНОГЕНОВА. Но премьеры же не было!  

ДИРЕКТРИСА. Она будет в субботу. Работать надо, а не ерундой заниматься! (Подходит к режиссеру). Константин Сергеич, вы как?

Пауза.

ДИРЕКТРИСА. Репетировать сможете?..

Пауза.

РЕЖИССЕР. Да…

ДИРЕКТРИСА. Вот  отлично… Принесите воды!

Все суетятся над режиссером, приносят воды, поят его, появляется медицинская аптечка, забинтовывают страшные раны.

ДИРЕКТРИСА. Мерзавцы, глаз один выбили… Как он теперь на вас смотреть будет?

РЕЖИССЕР. Ничего… Я привык…

САЙДУЛЛАЕВ. Скорую б надо.

РЕЖИССЕР. Потом…Все пото…м… Мы должны ретипе…тиро…

ГАДИН. Говорит.

Режиссера заботливо поднимают, появляется инвалидная коляска, режиссера усаживают в нее.

КОРНЕЕВ (режиссеру). С какого места начнем?

ДИРЕКТРИСА (тихо, режиссеру). Если что, я у себя… (Всем актерам.) Товарищи! Работаем! Соберитесь! (Уходит.)

РЕЖИССЕР. Сцена пер… пер… вая…

Актеры с большим желанием выходят на сцену, каждый занимает свое мизансценическое пространство. Лора Прун садится рядом с режиссером. Все герои-актеры принимают какие-то странные позы, звучит фонограмма еще более странная.

Меняется странный свет, музыка исчезает.

ЧОХМАНДА. Вохеч Вохеч Нотна Чиволвап!!! Дас йывеншив!!! Яидемок!  

ЛУРЬЕ. Меаничан ым. Дас! Дас! Меарги ым. Дас! Дас!

КОРНЕЕВ (играя Фирса).  Ыт-хэ! Апетоден! Огечин ьсолатсо, огечин… От-икшулис у ябет утен… Ужелоп я… (Встает.) Ьнзиж алшорп, онволс и ен лиж… (Бормочет.) Одолом-онелез! От-я ен ледялгоп… (Озабоченно вздыхает.) Диноел Чиердна, ьсобен, ыбуш ен ледан, в отьлап лахеоп!   Янем орп илыбаз… (Встает с дивана, пятится задом.) Илахеу… Отрепаз.

Остальные актеры «оживают» и начинают изображать кусты и деревья.

САЙДУЛЛАЕВ. Нелоб но!

АФИНОГЕНОВА. Адгесв как тедо Сриф, в екаждип и йолеб ектелиж!

ВДУНОВ. Хагон ан илфут!

ГАДИН. Зи иревд отч оварпан, ястеавызакоп Сриф!  

ФАЙКО. Ясташылс игаш!

ЛУРЬЕ (играя Любовь Андреевну). Меди ым! (Пятится назад.) Меди ым!

ФЛЯГИН (играя Трофимова). Уа!

САТАНОВСКАЯ (играя Аню). Амам!

ЧОХМАНДА (играя Гаева). Артсес яом, артсес яом…

ЧОЧКАРЕВ (играя шкаф). Оп йотэ етанмок алибюл ьтидох яанйокоп ьтам!

АФИНОГЕНОВА. В йинделсоп зар ьтунялгзв ан ынетс, анко ан!

ФЛЯГИН. Уа!

САТАНОВСКАЯ. Амам!

ВДУНОВ . Йащорп… Йащорп…

ЧОХМАНДА. Йащорп…

ВСЕ. Йащорп!

РЕЖИССЕР (неожиданно громко и бодро для своего состояния). Стоп!!! Стоп!!! Что за хрень происходит?!  Вы что мне играете?!

КОРНЕЕВ. Я?..

РЕЖИССЕР. Да не вы! Вы как раз замечательно… Я говорю Чехмонде с Сайдуллаевым!

ДВОЕ. Да???

РЕЖИССЕР. Я миллион раз говорил – забудьте ваши плотские игры! Не надо играть тело души, будьте совсем бестелесны! Плоть – это неважно! Вот вы все меня пять минут назад сделали инвалидом. И что?

ЛОРА ПРУН. Ничего.

РЕЖИССЕР. А почему?! Потому что главное – Дух, он вне всякой материи! (Файко и Гадину.) А вы двое, вы чем тут занимаетесь?!

ГАДИН. Чем???

РЕЖИССЕР. Вы же профнепригодны! Вас пинками надо гнать из театра, и на лбу поставить клеймо: «идиоты»! Я сто раз умолял: в финале каждой фразы ставить жирную точку!

ГАДИН. Зи иревд отч оварпан, ястеавызакоп Сриф… 

ФАЙКО. Ясташылс игаш…

РЕЖИССЕР. Жирней, размазни! Мне нужна жирная точка, а не ваше собачье дерьмо!

ГАДИН. Зи иревд отч оварпан, ястеавызакоп Срифффф! 

ФАЙКО. Ясташылс игашшшш!

РЕЖИССЕР. Сначала начнем.

Актеры опять принимают сложные позы, звучит фонограмма еще более сложная. Меняется свет, музыка исчезает.

ЧОХМАНДА. Вохеч Вохеч Нотна Чиволвап!!! Дас йывеншив!!! Яидемок! 

ЛУРЬЕ. Меаничан ым. Дас! Дас! Меарги ым. Дас! Дас!

КОРНЕЕВ (играя Фирса).  Ыт-хэ! Апетоден! Огечин ьсолатсо, огечин… От-икшулис у ябет утен… Ужелоп я… (Встает.) Ьнзиж алшорп, онволс и ен лиж… (Бормочет.) Одолом-онелез! От-я ен ледялгоп… (Озабоченно вздыхает.) Диноел Чиердна, ьсобен, ыбуш ен ледан, в отьлап лахеоп!   Янем орп илыбаз… (Встает с дивана, пятится задом.) Илахеу… Отрепаз.

Остальные актеры «оживают» и начинают изображать кусты и деревья.

САЙДУЛЛАЕВ. Нелоб но!

АФИНОГЕНОВА. Адгесв как тедо Сриф, в екаждип и йолеб ектелиж!

ВДУНОВ. Сайгон майн инфут!

ГАДИН. Зи иревд отч оварпан, ястеавызакоп Сриффф! 

ФАЙКО. Ясташылс игашшшш!

РЕЖИССЕР (неожиданно громко и бодро для своего состояния). Стоп!!! Стоп!!! (Вдунову). Валентин Владимирович, сколько мы репетируем?

ВДУНОВ. Семь месяцев.

РЕЖИССЕР. И вы текст до сих пор не выучили! 

ВДУНОВ. Как???

РЕЖИССЕР. «Сайгон майн инфут» - откуда это?

ВДУНОВ. Оттуда.

РЕЖИССЕР. У автора написано – «Хагон ан илфут»! Это огромная разница. Автор думал над каждой строкой, а вы запомнить не в состоянии.

ГАДИН (Файко). Был бы тут Чехов, он нам бы таких тут навешал…

ВДУНОВ. У автора написано «Туфли на ногах»!!! А не ваше ««Хагон ан илфут», блин, через жопу…

РЕЖИССЕР. Вы будете делать, как я говорю! (Пауза.) Снова пошли.

Перемена света, все снова принимают позы, вдруг вместо музыки идет не та фонограмма, и невыносимо громко.

ЗАПИСЬ (голоса режиссера). «…Вам давно плевать на театр, вам, вам, вам и вам! Сидят, обдолбались лекарствами! На сцене давно импотенты! На кладбище уж пора, а они каждый день ходят сюда, старые пидарасы!!!» 

Фонограмма обрывается, тишина.

Пауза. Все в шоке.

ФЛЯГИН. Алён… ты чего?

РАДИСТКА (нервно из будки). Я ни при чем! Здесь всё перепутано!

РЕЖИССЕР. Снова начнем.

Перемена света, все снова принимают нужные позы, музыка.

КОРНЕЕВ (играя Фирса).  Ыт-хэ! Апетоден! Огечин ьсолатсо, огечин… От-икшулис у ябет утен… Ужелоп я… Ужелоп я… Ужелоп я…

РЕЖИССЕР. Что случилось?

КОРНЕЕВ. Ужелоп я… Тфу ты, черт, привязалось! Я не понимаю, что я играю!  

ФЛЯГИН. А я понимаю.

КОРНЕЕВ. Все понимают, кроме меня.

РЕЖИССЕР. Вы великий артист. Величайший. Без вас невозможен этот спектакль. Вы даже научились произносить мягкий знак в начале каждого слова, но у вас в голове бытовой театр. Я не говорю что всё, что вы делали на сцене – плохо, наоборот, я вырос на ваших спектаклях, но нужны новые формы. Только в поиске театр живёт. Новое – это жизнь. Новое - это то, что способно расти, развиваться. Надо всегда идти вперед, потому что позади смерть. Она стоит за нашей спиной и ждет, когда мы остановимся, чтобы нас превратить в кучу дерьма. Как бы не было страшно впереди, но надо двигаться дальше и открывать, открывать, открывать… Уже давно наука открыла новые формы жизни, а в нашем русском театре тоска как на погосте и мертвые камни с великими именами! Надо всё время искать, искать, искать новые образы, символы, только тогда есть смысл заниматься театром. А если этого нет, тогда ради чего? Можно спокойно лежать камнем до Второго Пришествия и не знать, что там за углом целый мир. Но мы же люди живые, нам Всевышний дал связку ключей от тайных дверей, только надо сделать усилие… Как точно сказано автором в пьесе: «Янем орп илыбаз».

ЛОРА ПРУН. Да, это он про нас написал.

РЕЖИССЕР. «Ымроф еывон ынжун… … Дас… Дас…» Репетировать… Надо успеть…  (Замолкает, закрывает глаза, теряет сознание.)

Пауза.

АФИНОГЕНОВА. Умер…

ФАЙКО (смотрит). Живой…

ЛОРА ПРУН. Без чувств.

ФЛЯГИН. Еще бы, столько крови лишился…

ЧОЧКАРЕВ. Да вон, еще из артерии льется. (Показывает на шею режиссера.)

ГАДИН. Чо она желтая? (пробует кровь на вкус). Слушайте… Блин…Да это коньяк!

ФАЙКО (пробует). Точно! Коньяк!

САТАНОВСКАЯ. Как вам не стыдно?!

ЛОРА ПРУН. Отойдите, чо присосались!

ВДУНОВ. Я ж вам говорил, что он хронический алкоголик…

ФЛЯГИН. Перетянуть надо жгутом.

КОРНЕЕВ. Задохнется…

АФИНОГЕНОВА. Дайте мне нитки… Я ему шею зашью.

Появляются нитки и иголка. Зашивают рану на шее режиссера. Тот без чувств. Входит Художник спектакля с венком.  

ХУДОЖНИК. Пробки, простите, весь город стоит… (Смотрит.) А что, перерыв?

ФАЙКО (на режиссера). Да вот…

ХУДОЖНИК (подходит, с ужасом разглядывает режиссера, осматривает бинты и раны, смотрит зрачки, актерам). Все с вами понятно…

ЛОРА ПРУН.  Он ваш друг. Подскажите, что делать?

ХУДОЖНИК. Продолжать репетировать. Его спасет только театр. (Смотрит на сцену, монтировщикам.) Монтировщики! Монтировщики! Где гильотина?

МАШИНИСТ СЦЕНЫ. Ждем. Должны привести.

ХУДОЖНИК. Почему дерево передвинули? Где план?! Все должно быть по точкам!

АФИНОГЕНОВА. Это режиссер. Ему так удобнее.

ХУДОЖНИК. Что значит «удобнее»?!  Что значит «удобнее»?!! Сделать как я говорю! 

Монтировщики переставляют деревья. Художник прибивает к декорации венок.

ХУДОЖНИК. А где «красные глаза дьявола»?

МАШИНИСТ СЦЕНЫ. На складе нет красных лампочек.

ХУДОЖНИК. Поставьте зеленые.

Осветители ставят зеленые глаза.

ЛОРА ПРУН. Николай Сергеевич, в Америку на визу какие нужны фотографии?

ХУДОЖНИК. Цветные. Шесть на четыре.

ЧОХМАНДА. А долго лететь? Там курить не дают?

ХУДОЖНИК. Тоже в Америку собрались?

КОРНЕЕВ. Наш театр позвали с этим спектаклем.

ХУДОЖНИК. С этим??? Это куда?

ЛУРЬЕ. В Нью-Йорк.

Пауза.

ХУДОЖНИК. Кто сказал?

Лора Прун дает бумагу факса.

ХУДОЖНИК (читает, всем). В Нью-Йорк позвали не вас, а театр Ерёмы.

КОРНЕЕВ. Еремы???

ХУДОЖНИК. Еремы.

ЛОРА ПРУН. Но здесь же написано…

ХУДОЖНИК. Написано… У нас в одной Москве пять национальных художественных театров. Пять НХТ. Все одинаково называются. Вот американцы и путают. НХТ Чехова, НХТ Горького, НХТ Пушкина, НХТ Гоголя… Тут не наш человек ногу сломит, вот американцы и страхуются, на всякий пожарный всем рассылают.

Пауза.

КОРНЕЕВ (решительно). К директору.

Все актеры уходят. Режиссер очнулся.

ХУДОЖНИК. Извини, я был в пробке… Стоял два часа.

РЕЖИССЕР. Дай закурить…

ХУДОЖНИК. Ты же бросил. (Дает закурить.) Ну как?

РЕЖИССЕР. Сам видишь, они уже начали…

ХУДОЖНИК. Бежать тебе надо отсюда.

РЕЖИССЕР (смотрит на сцену). Это будет мой лучший спектакль.

ХУДОЖНИК. Хотя куда бежать? Сейчас все актеры такие… Вот, Кошкина съели в детском театре. Говорят, выбежал на улицу, а руки уже нет, дак они догнали его и доели.

РЕЖИССЕР. Здесь прекрасный ансамбль. Они все идеально подходят на роли. Звезды совпали, такого больше не будет. Сева, я умру, но сделаю это.

ХУДОЖНИК. А у Еремы премьера уже завтра… Они ухитрились Чехова пригласить с того света, и дорогу ему оплатить.

РЕЖИССЕР. Эпатаж. Только я это делаю не для критиков.

ХУДОЖНИК. А для кого?

РЕЖИССЕР. Для себя.

ХУДОЖНИК. Вранье. Ты хочешь успеха. А успех формируют. Какой бы не был великий спектакль, если нет хороших рецензий – ты в жопе. Спектакль никто не увидит! И это проблема твоя. 

Режиссер стонет.

ХУДОЖНИК. Что, больно?.. Я тебя предупреждал, люди свихнутся от этих экспериментов…

РЕЖИССЕР. Я сделаю этот спектакль!

ХУДОЖНИК. Ты стал как фанатик…

РЕЖИССЕР. Я работал в Томске, Омске, Самаре, в Казани, в Норильске, в Туле, в Барнауле, в Тюмени, в Нагани, в Абакане, в Павлодаре, в Краснодаре, в Орле, в Хабаровске, в Иркутске, в Ташкенте, в Бишкеке, в Ижевске, в Хабаровске, в Уренгое, в Минске, в Киеве, в Вятке, в Челябе, в Оренбурге, в Екатеринбурге, в Нижнем Новгороде, в Верхнем, в Кривом Роге, в Прямом, в Орле, в Костроме, в Глазове, в Сыктывкаре, в Перми, и всегда делал то, что хотят директора и артисты. А жизнь проходит… Проходит… Проходит… Я наелся этих компромиссов, хватит.

ХУДОЖНИК. Для тебя театр и жизнь несовместимы, это неправильно… (Смотрит на часы.) Думаешь, Софокл от лучшей жизни вставлял эти Хоры??? Нет, брат, актерам нужны были роли.

РЕЖИССЕР (глядит на сцену). Я сделаю этот спектакль. Обещаю… 

ХУДОЖНИК. Да ни фига ты не сделаешь! Театр – коллективное творчество, вспомни теорию… А где коллектив – там бардак. Шедевры делают в одиночку, а не в соавторстве. Вспомни Буонаротти.

РЕЖИССЕР. Он не работал в театре…

ХУДОЖНИК. Конечно, он был не дурак! Зачем тратить жизнь на объяснение того, что ты хочешь?

РЕЖИССЕР. Артистам нельзя объяснять!  

ХУДОЖНИК. Нельзя, это когда режиссер – крупный хищник, если у него челюсти динозавра… А если режиссер без зубов, вот как ты - травоядный? Значит, ты должен им всё объяснять, объяснять, объяснять. А как объяснить то, что ты хочешь? Таких слов еще не придумали, одни ощущения, облака, волшебство… (Пауза.) У тебя были неплохие рассказы, ты мог бы стать хорошим писателем, на худой случай художником. Театр – это всё от безнадеги, поверь.

РЕЖИССЕР. Ты меня никогда не поймешь…

ХУДОЖНИК. И слава богу! Вот поэтому я беру жену, мольберт, и уезжаю к чертовой матери. (Тушит сигарету.)   

РЕЖИССЕР. Куда???

ХУДОЖНИК. Я монтирам дал все указания… У меня вечером самолет.

РЕЖИССЕР. Самолет???

ХУДОЖНИК. Забыл? Я же с Маринкой купил путевки в Гавану.

РЕЖИССЕР. В Гавану???  Но меня одного тут сожрут!

Смотрят друг на друга.

ХУДОЖНИК. Извини… Ты сам этого хочешь. (Пауза.) Удачи. 

РЕЖИССЕР. Стой! Ты хоть на могилку придешь?!

ХУДОЖНИК (смеется). Сомневаюсь, что у тебя будет могила! (Уходит.)

Входит экспедитор с гильотиной.

ЭКСПЕДИТОР. Здрасьте, гильотину вы заказывали?

РЕЖИССЕР. Я.

ЭКСПЕДИТОР. Распишитесь. (Подает квитанцию, режиссер расписывается, экспедитор уходит.)

Входят актеры и зав.лит, медленно окружают режиссера, в ярости набрасываются.

Верхняя галерея:

стоят Станиславский и Чехов, рядом ангел-хранитель режиссера, он плачет. Все трое смотрят вниз. 

СТАНИСЛАВСКИЙ (глядя вниз). Не могу на это смотреть, каждый раз содрогаюсь…

ЧЕХОВ. Да бросьте! Я вижу, вам это нравится.

СТАНИСЛАВСКИЙ. У меня сложные чувства. С одной стороны – это дикое варварство, но с другой… Это наши традиции!

ЧЕХОВ. Вы ему объясните. (Указывает на ангела-хранителя.)

СТАНИСЛАВСКИЙ. Объяснял, но он глух совершенно…

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ. Спасите… Спасите… Спасите…

Все трое смотрят вниз.

Толпа актеров расступается, истерзанное тело режиссера обезображено, он мертв.

КОРНЕЕВ. Ну, все.

ЧОХМАНДА. Подох…

Смотрят.

ГАДИН. Есть будем?

АФИНОГЕНОВА. Я уже не хочу…

ФЛЯГИН. И я.

ЛОРА ПРУН. И я.

САТАНОВСКАЯ. Я тоже его расхотела.

КОРНЕЕВ. Ну, начались капризы…

ЛУРЬЕ. А ты забыл, как предыдущего съели? У всех неделю изо рта дерьмом пахло! 

ВДУНОВ (на режиссера). Этот умник был самый говнистый.

САЙДУЛЛАЕВ. Да, в самом деле… 

Смотрят.

КОРНЕЕВ. Ну, тогда в подвал его, где Кафрос лежит с Толстоноговым. (Громко). Монтировщики! Хлам унесите!

Входят монтировщики. 

МОНТИРОВЩИК. А ключ?

КОРНЕЕВ. У директора.

Монтировщики берут за ноги мертвого режиссера, чтобы унести. За кулисами суета, крик уборщицы.

Вбегают два оперативника с оружием.

МЛАДШИЙ ОПЕР. Всем стоять! Ни с места, сказал!

СТАРШИЙ ОПЕР. Извините, граждане, у нас был сигнал, что здесь преступление.

Пауза.

КОРНЕЕВ. Кто вы такие?

СТАРШИЙ ОПЕР. Хамовничье РУВД.

ЧОХМАНДА. Это заметно…

ОПЕР (на тело режиссера, монтировщикам). Чо понесли?

ЛОРА ПРУН. Это часть декорации.

ОПЕР. Ну-ка, посмотрим. (Смотрит в мертвое лицо режиссера). Труп называете декорацией? (Разглядывает тело, младшему.) Мертвый.

САТАНОВСКАЯ. Простите, у нас репетиция!

ОПЕР. Неужели? (Сатановской.) Красавица, это ты ему череп проломила? (Чохманде.) Или ты, старый пузач?

ЧОХМАНДА. Что вы себе позволяете?! Я народный артист!

ОПЕР. Вы убийца, радость моя. А актерство – всё уже в прошлом. Сидеть будете, я клянусь!

ЛУРЬЕ. Клоунада…

ОПЕР. Нет трупа, нет следствия, есть труп – есть статья. Влипли вы, братцы. Все поголовно. (Младшему.) Звони в спецотдел. Скажи – взяли целую банду актеров известных.

АФИНОГЕНОВА. Смешно…

КОРНЕЕВ. Голубчик, а можно ваш документик?

ОПЕР. Ксиву? Прошу. (Отдает удостоверение, младшему.) Посчитай всех.

МЛАДШИЙ ОПЕР. Не могу… Их очень много…

ОПЕР. Отойти всем к стене!

ЧОХМАНДА. Как это всё неприятно…

Быстро входит директриса.

ДИРЕКТРИСА. Простите, могу я узнать, что тут такое?

ОПЕР (натягивает ленту через сцену). Сюда не ходить, здесь отпечатки.

ДИРЕКТРИСА. Я директор театра.

ОПЕР. Да что вы? А мы – Хамовничье РУВД.

ДИРЕКТРИСА. Очень приятно.

ОПЕР. Да приятного мало. Видите труп?

ДИРЕКТРИСА. Ужас какой…

ОПЕР. Это хуже, чем ужас… Это – Ад, преисподняя. Смотрите, как они издевались над ним. Такой страшный труп я вижу впервые. Маньяки-рецидивисты и то милосерднее, чем ваши актеры…

ДИРЕКТРИСА. Чочкарёв, это всё вы?!

ЧОЧКАРЕВ. Я?!!

ОПЕР. Нет-нет… Он был не один. Это было спланировано, организовано всей труппой. (Смотрит на мертвого режиссера). Я, конечно, кино больше люблю, чем театр… И спектакли этого… как его… режиссера я не видел, но все равно – он был человек…

ДИРЕКТРИСА. Может, мы как-то… (В руке сумка с деньгами.)

ОПЕР. Нет уж, я на принцип пойду, но вас всех упеку. И президент не поможет. Это ж кранты: известные люди, артисты, а убивали хладнокровно, цинично, каждый знал свою роль! А это обстоятельство отягчает. Организованная группа убийц – это статья пострашней! Но главное что – они хотели съесть человека. Съесть как дикари! Ладно, я понимаю, были б голодные, а то ведь икра прет из ушей.

ВДУНОВ. Докажите.

ОПЕР. Докажем. Я еще за это звездочку получу.

ЛОРА ПРУН. Что мы одни? В Москве много театров!..

ОПЕР. А меня не интересуют другие театры. Меня интересует только моя жена. Она служит в вашей клоаке. Месяц назад устроилась реквизит подносить, всю жизнь мечтала работать в среде любимых актеров… И увидела, блин… (Чохманде.) Вот вас вся страна любит, вы герой на экране, а здесь ну просто редкий подлец! (Сатановской.) А вы принцесс всё играете, а в жизни бьете детей… Приходит вчера жена после спектакля, и плачет: «они человека сожрать собрались»… А сейчас домой приезжает, рыдает: «Спаси, у нас режиссера пытают!» Я думал, моя бедняжка тронулась вовсе… Ведь это в здравом уме не придет дикость такая! А потом думаю - дай-ка съезжу, проверю… Проверил… (На Чохманду.) Чем известнее человек, тем он поганее. Горькая правда.

Пауза.

ЧОХМАНДА. Вы хотите признания? Вы хотите признания?! Да, да! Это я его убил! Я! И я требую открытого суда, чтобы вся страна знала! (Задыхаясь от волнения.) Раньше… я режиссеров очень любил… Они для меня… были как боги: всё видят, всё понимают, и любят актеров больше, чем жизнь! Дурак был наивный!!! Сколько я этой братвы повидал… Есть режиссеры-всезнайки, я их называю «интеллект в грязных носках», такие всегда говорят о новых течениях, а на деле, кроме Беккета ни черта не читали! Или вот: есть эстеты. Такие ходят в шикарном костюме и галстуке, говорят о прекрасном, и вдруг забудутся во время репетиции, и начинают в носу ковырять… А есть алкаши, задорные парни, но любят подраться, но хуже всех ненормальные! Этим только секс за кулисами подавай! (Заплакал.) А ты живешь, и год за годом ждешь свою роль, а время уходит, стареешь, стареешь… И вот – появляется новый паук! Придет, концепцией соблазнит, разбередит твое сердце: «Вы же великий актер, вы же круче Богарта Хампфри, давайте играть «Дядю Ваню»! И ты на крыльях летишь, его сивый бред исполняешь, а потом после премьеры сидишь в гримерке один, и вдруг понимаешь – в таком дерьме я еще не играл… И бац! – получаешь инсульт. (Плачет.) Все режиссеры, как близнецы, их где-то печатают под копирку! Чудовища, самодуры, подонки, тираны!!! Я их убивал, убиваю, и буду убивать! Они гадят жизнь не только актерам, но и губят великий русский театр! 

КОРНЕЕВ. Не оговаривай себя! Это я!

ЛУРЬЕ. Ты?! Да это я!!!

ФЛЯГИН. Да нет, это я!

ЛОРА ПРУН. Фляга, ты-то при чем, сволочь такая…

ВДУНОВ. Я! Я его убил! Я!!!

ЧЕРТИЛОВА. Нет, я!

АФИНОГЕНОВА. Я!

САЙДУЛЛАЕВ. Я!

Все тычут пальцами в себя, кричат, потасовка. Опер стреляет вверх, чтобы прекратить беспорядок.

Режиссер оживает, как ни в чем не бывало, встает на ноги. Все замирают, пораженно глядят на него.

РЕЖИССЕР. Что, опять перекур??? (Бодро). Репетировать! Репетировать! Мы не успеем! На сцену!

Верхняя галерея:

Стоят Станиславский, Чехов и ангел-хранитель, который смеется.

СТАНИСЛАВСКИЙ (Чехову). Зачем вы это сделали?! 

ЧЕХОВ. А что, пускай попробует еще…

СТАНИСЛАВСКИЙ. Вы же не в цирке, Антон Палыч!

ЧЕХОВ. Да, но цирк по крайней мере честней. (Показывает дыру в сюртуке.) Глядите, сейчас в меня пуля попала, а мне хоть бы хны… Вот она – польза бессмертия.

СТАНИСЛАВСКИЙ. Мы не имеем право вмешиваться! Вы воскрешаете его третий раз!

ЧЕХОВ. Я автор, имею полное право.

СТАНИСЛАВСКИЙ. Да он калечит вашу пьесу! Посмотрите, что он творит!

Смотрят вниз.

ЧЕХОВ. Не знаю… В этом есть что-то…

СТАНИСЛАВСКИЙ. Вы думаете, он разгадает ваш замысел? И не надейтесь! Слабо!  Типичный прохвост!

ЧЕХОВ. А вдруг?

СТАНИСЛАВСКИЙ. «Вдруг» не бывает! Есть только система!

ЧЕХОВ. Нет, Станиславский. Есть человек.

СТАНИСЛАВСКИЙ. Какой «Человек»? Где человек?! Сплошная механика! Он вас вывернул наизнанку!.. Унда-унда, годо-до! Рохчи-бохчи коромбо!

ЧЕХОВ. Иначе нельзя.

СТАНИСЛАВСКИЙ. А кто говорил, что уже надоело в гробу переворачиваться?

ЧЕХОВ. Это фигура речи. Вы же знаете, нет гробов никаких.

СТАНИСЛАВСКИЙ. Ну да, есть только вечность! И вы вечно будете мне говорить, что ваш замысел так и не поняли. (Пауза.) Дорогой мой, так нельзя…

ЧЕХОВ. Надо было мне писать понятнее что ли… Это я виноват.

СТАНИСЛАВСКИЙ. Успокойтесь, не мучьте себя. (Указывая на ангела-хранителя). Вот ему давно всё понятно…

Все трое смотрят вниз.

На сцене актеры изображают что-то невероятное. Режиссер сидит, внимательно смотрит, дает указания. Опер и его помощник глядят, открыв рот на происходящее, переглянулись, покрутили пальцами у виска, уходят.

КОРНЕЕВ (играя Фирса).  Ыт-хэ! Апетоден! Огечин ьсолатсо, огечин… От-икшулис у ябет утен… Ужелоп я… (Встает.) Ьнзиж алшорп, онволс и ен лиж… (Бормочет.) Одолом-онелез! От-я ен ледялгоп… (Озабоченно вздыхает.) Диноел Чиердна, ьсобен, ыбуш ен ледан, в отьлап лахеоп! Янем орп илыбаз… (Встает с дивана, магически пятится задом.) Илахеу… Отрепаз.

ФАЙКО. Нелоб но.

АФИНОГЕНОВА. Адгесв как тедо Сриф, в екаждип и йолеб ектелиж,

САЙДУЛЛАЕВ.  Хагон ан илфут.

ГАДИН. Зи иревд отч оварпан, ястеавызакоп Сриф.

ВДУНОВ. Ясташылс игаш.

ЛУРЬЕ (играя Любовь Андреевну). Меди ым! (Магически пятится назад.) Меди ым!

ФЛЯГИН (играя Трофимова). Уа!

САТАНОВСКАЯ (играя Аню). Амам!

ЧОХМАНДА (играя Гаева). Артсес яом, артсес яом…

ЧОЧКАРЕВ (играя шкаф). Оп йотэ етанмок алибюл ьтидох яанйокоп ьтам!

АФИНОГЕНОВА. В йинделсоп зар ьтунялгзв ан ынетс, анко ан!

ФЛЯГИН. Уа!

САТАНОВСКАЯ. Амам!

ВДУНОВ . Йащорп… Йащорп…

ЧОХМАНДА. Дас йащорп…

ВСЕ. Йащорп!

Входит группа чиновников с портфелями. Актеры прекращают играть.

РЕЖИССЕР (оглядывается). У нас репетиция! Почему посторонние в зале?!

НАЧАЛЬНИК УПРАВЛЕНИЯ КУЛЬТУРЫ (женского пола). Мы не посторонние, Андрей Николаевич…

РЕЖИССЕР. Потом…

ЗАМЕСТИТЕЛЬ-МУЖЧИНА. У нас выездная комиссия. Вы должны прервать репетицию.

РЕЖИССЕР. На каком основании?! Вы что, идиоты?!

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА. Не кричите… Ваш театр на нашем балансе.

РЕЖИССЕР. Да кто они такие?!

ЗАМЕСТИТЕЛЬ-МУЖЧИНА. Мы из Управленья Культуры.

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА. Мэр узнал о конфликте в вашем театре и дал срочное указание разобраться.

РЕЖИССЕР. Потом!

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА. Повторяю…

РЕЖИССЕР. У меня завтра премьера!

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА. Возможно. Но не в этом театре. Ваш контракт аннулирован.

Пауза.

РЕЖИССЕР. Контракт???

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА. Да, контракт.

РЕЖИССЕР. Простите… я… не сейчас… мне трудно понять…

ЗАМЕСТИТЕЛЬ. Понимать нечего. Вы свободны.

РЕЖИССЕР. Свободен?

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА. Конечно.

РЕЖИССЕР. В каком смысле???

ЗАМЕСТИТЕЛЬ. В прямом.

Пауза.

РЕЖИССЕР. А… Но… Постойте…. Как же спектакль?!

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА. Спектакля не будет. Зато появятся новые…

Появляется директриса, она ведет под руку молодого человека, у него лицо динозавра. 

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА (актерам). Друзья, позвольте представить - Георгий Бессмертный, ваш новый главный режиссер. (Молодой человек кланяется актерам.) У него далеко идущие планы относительно вас. Он хочет поставить современную пьесу… (Режиссеру.) Я забыла… Как называется?

НОВЫЙ РЕЖИССЕР. Вишневый Ад.

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА. Ах, замечательно…

ДИРЕКТРИСА. Господа, прошу всех в фойе. Наш новый худрук организовал  маленький праздничный столик!

РЕЖИССЕР. Постойте! Постойте!

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА. Ну что там еще?

РЕЖИССЕР. Я вложил в это всё! Всё отдал, что имею!

ДИРЕКТРИСА. Где товарные чеки?

РЕЖИССЕР. Я про душу и сердце!

ЗАМЕСТИТЕЛЬ-МУЖЧИНА. Он про душу и сердце…

РЕЖИССЕР. Вся моя жизнь, чтобы сделать этот спектакль!!! Дайте закончить!

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА. Кончайте в другом месте.

РЕЖИССЕР. Постойте…(Встает на колени.)

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА. Оставьте меня!

РЕЖИССЕР. Так нельзя! Люди вы или нет?!

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА. Повторяю - контракт ваш закончен.

РЕЖИССЕР. Я Прошу… Я… Пожалуйста! Господи!!!

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА. Объясните ему…

РЕЖИССЕР. Я сделаю это! Я должен! Я должен! Я должен!!!

ЗАМЕСТИТЕЛЬ. Успокойтесь, вы никому ничего не должны.   

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА (режиссеру, который пытается поцеловать туфли начальницы). Прекратите!

РЕЖИССЕР. Вы убьете спектакль! Он скоро родится! Кто-нибудь… Ну скажите вы ей!!!

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА. Вы правы, совсем ненормальный…

ДИРЕКТРИСА. Вам же сказали – рожать в другом месте.

РЕЖИССЕР. Вы убьете меня!!! Так нельзя!!! Дайте закончить! По-жа-луй-ста!!!  (Ползает на коленях от одного – к другому.)

Все двинулись к выходу, впереди руководство.

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА. А Будницкая играет еще?

ЗАМЕСТИТЕЛЬ. Нет, она год назад умерла.

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА. Жаль, прекрасная актриса была.

ЗАМЕСТИТЕЛЬ. Вы будете красное?

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА. Белое.

РЕЖИССЕР. Я прошу…

ЗАМЕСТИТЕЛЬ. На улице снег.

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА. Неужели? А я думала лето уже.

РЕЖИССЕР. Вернитесь! (Ползает на коленях, путается под ногами, цепляется за ноги актеров, за руки чиновников, его отталкивают.)

ДИРЕКТРИСА. Нам бы одежду для «малой», и свет.

ЗАМЕСТИТЕЛЬ. Смету составьте.

Актеры  перешагивают через режиссера, уходят.

РЕЖИССЕР (как собака ползает на коленях). По-жа-луйста…

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА (вдруг замечает, что на бутафорском дереве сквозь гипс пробивается живой, зеленый листочек, не понимает, отрывает, смотрит что такое.) Сколько ей было?

КОРНЕЕВ. Будницкой? Не помню. Старухой  была.

НАЧАЛЬНИК-ЖЕНЩИНА. Да что вы, как жалко… (Бросает листок, прислушивается к очень простой и очень знакомой мелодии, идущей с большой сцены.) Знакомое что-то играет…

ДИРЕКТРИСА. Пройдемте вниз, там «Конкурс красоты».

Все уходят.

Остаются двое: Файко и Гадин. Глядят на режиссера.

ФАЙКО. Ну что, он хотел жирную точку. Поставим?

ГАДИН. Поставим.

Бьют ногами режиссера, потом мочатся на него, смеются, уходят.

Режиссер остается лежать неподвижно, уткнувшись лицом в сцену.

Осветитель выключает рубильник. Становится темно. Слышно, как удаляются последние шаги.

Над дверью тускло горит красный фонарь с надписью: «Тихо! Идет репетиция!»

Станиславский, Чехов и Ангел-Хранитель стоят над телом режиссера.

ЧЕХОВ. Странная штука – после смерти я узнал, что такое жизнь, но что такое театр – до сих пор не понимаю.

СТАНИСЛАВСКИЙ. Волшебство.

ЧЕХОВ. «Волшебство»… Волшебство… Неужели отмучался? 

СТАНИСЛАВСКИЙ. Да, именно так.

ЧЕХОВ. Жаль, ничего не успел… Ничего… Совсем ничего…   

СТАНИСЛАВСКИЙ. А может всё к лучшему? Теперь он сможет лично встретиться с вами.

ЧЕХОВ. Через минуту его душа отлетит. Трудно привыкнуть… Загадка…

СТАНИСЛАВСКИЙ. Не волнуйтесь, ангел проводит его.

Чехов и Станиславский исчезают, превратившись в облако.

Режиссер неподвижно лежит, рядом ангел. Облако зависает над режиссером,   взрыв света. На секунду декорация становится настоящим, живым садом с живыми птицами, голосами и апрельским ветерком.

Мгновение, и все исчезает.

Темнота.

Шаги в пустом зале, тихий плач.

 

Занавес

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Апрель 2010