«В литературном мире нет смерти, и мертвецы так же вмешиваются в дела наши и действуют вместе с нами, как живые».  

Н. Гоголь

 

 

Олег Богаев

Мёртвые уши

или новейшая история туалетной бумаги

Комедия в двух действиях

(Редакция 2011 года)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Действующие лица

 

 

ЭРА НИКОЛАЕВНА, крепкая женщина

КВАРТЕТ русских классиков

ДАМА-БЕРЕТ, на голове берет

ДВА ЧИНОВНИКА Департамента Образования

КОЛЛЕКЦИОНЕР редких изданий

ДВА МИЛИЦИОНЕРА

СВЕТА, библиотекарь в декрете

ПИСАТЕЛЬ СУСЛЕНКО, Лауреат Нобелевской премии

ДАНТЕС, убийца Пушкина

 

 

 

Действие происходит в соседней квартире

 

 

 

 

 

 

 

 

Вечно Эра Николаевна попадала в дикие истории. Казалось бы, теперь она почтенная женщина, однако - вот новое приключение. Но подождите.

Пытаюсь подобрать нужные слова для описания её личности и как-то ничего не приходит в голову, кроме “большая”.

Ростом она метра два или три, что само по себе уже подозрительно. Широкая кость, какая только возможна, руки, ноги, голова редких размеров. По словам фельдшера - крупный организм. Заметный.

Бывало, идёт она по проспекту и все уже знают: Эра Николаевна стремится куда-то.

Но как обычно случается, промашка с генами вышла: умственные способности не в пример телесным чудесам оказались ничтожны. И от этого Эра Николаевна  много страдала.

Да, она далека от образованной жизни, так далека, что даже страшно становится, но надо понять, что ее организм беспрестанно требовал пищи и пищи, и на эту заботу растрачен весь смысл жизни.  

Скажете - да что за скотина такая перед нами, животное, а Дарвин добавит: «это моя обезьяна».

А я думаю так - Человек она, и задумана бесконечно.

 

Первая картина

 

Большой человек, большая кастрюля. Над столом возвышается Эра Николаевна. С аппетитом ест похлебку, жует, черпает ложкой, кладет в рот. Вдруг чихает в тарелку, летят брызги во все стороны, она ловко и быстро утирается кулаком, икает. Снова жадно, как в последний раз в жизни, ест. Опять поперхнулась. Кашляет в тарелку. Во все стороны летит лапша. Неужели наелась? Наелась. Убирает со стола, оттачивает карандаш и достает тетрадку. Открывает, пишет что-то.

В коридорчике возникла молчаливая фигура в старинном сюртуке. Человек сильно помятый, он озирается, входит в комнату. Смотрит на Эру Николаевну, ласково улыбается.

Эра Николаевна не замечает, увлечена сломанным карандашом. Чистит грифель зубами.

Человек деликатно ждет, когда на него обратят внимание, кашлянул в кулак. Кашлянул второй раз.

Эра Николаевна  поднимается голову, видит чужого человека в своей квартире. Выкатила удивлённые глаза.

ЧЕЛОВЕК. Добрый вечер, Эра Николаевна.

ЭРА (тупо глядит на человека, поперхнулась карандашом). Гха! Холера ... Ты кто?

ЧЕЛОВЕК. Прошу ... деликатно ... прощения. Всяческие извинения за ... неожиданный визит, но ... Дело требует неотлагательно, срочно.

ЭРА. Кого?.. Ты  кто такой?!

ЧЕЛОВЕК. Я пришёл серьёзно поговорить с вами.

ЭРА. Серьезно?

ЧЕЛОВЕК. Уважаемая Эра Николаевна....

Эра икнула, выплюнула в тарелку кусок теста, изумленно смотрит.

ЧЕЛОВЕК. Вам может показаться странным, загадочным моё появление... Однако, только вы способны разрешить затруднительное положение, в котором оказался не только я один.

Смотрят друг на друга.

ЭРА. Ленька, ты?

ЧЕЛОВЕК. По законам природы я не должен был являться, но я вынужден. Сложившаяся ситуация требует решительных действий, поэтому я осмелился на этот опасный и рискованный шаг.

ЭРА. Кого?

ЧЕЛОВЕК. Может возникнуть вопрос: почему я обращаюсь именно к вам? Отвечу. Вы самый умный, образованный человек в районе. Ваша внутренняя конституция, жизненный опыт... незаурядная личность - все это внушает доверие и наше расположение.

ЭРА (испуганно). Куда?

ЧЕЛОВЕК. Итак, вы согласны?

Пауза.

ЧЕЛОВЕК. Посмотрите внимательно на мое лицо.

ЭРА. И чо?

ЧЕЛОВЕК. Узнали?

ЭРА. Рожа вроде знакомая ...

ЧЕЛОВЕК. Ну, вспоминайте, вспоминайте ...

ЭРА. Стеклышки скинь.

Человек снимает очки.

ЧЕЛОВЕК. Узнали?

ЭРА. А теперь боком встань... Погоди...  Ты как попал сюда, стручок?

ЧЕЛОВЕК. Дверь была закрыта.

ЭРА. В окно влез…

ЧЕЛОВЕК. Нет.

ЭРА. Нет?!

ЧЕЛОВЕК. Пожалуйста, не пугайтесь. (В сторону.) Нелепое, глупое положение. Она не знает меня.

ЭРА. Петрович?.. Нет... Петрович - он не такой. Он маленько другой... А этот хилый какой-то...

ЧЕЛОВЕК. Ну, что ж. Я вынужден представиться. Доктор ...

ЭРА.  Доктор?! А где халат?

Пауза.

ЧЕЛОВЕК. Я ... (Пауза.) Писатель.

ЭРА. Кто-о-о-о? ...

Пауза.

ЧЕЛОВЕК. Писатель.

ЭРА. Врёшь.

ЧЕЛОВЕК. Ну ... Теперь-то вы узнали меня?

ЭРА. Господи ... Живой писатель?! (Пауза.) Я вашу книжку до сих пор читаю! (Ищет в шкафу, достает тонкую пыльную брошюру, показывает.) Господин Сусленко! Мне сильно понравилось...

ЧЕЛОВЕК (смотрит на книжку). Что это за дрянь?

ЭРА. Я плакала, как Егорка попал под поезд. Вот обложка обрямкалась.

ЧЕЛОВЕК (смотрит на титульный лист). Кто такой Лев Сусленко?

Пауза.

ЭРА. А разве не вы?

ЧЕЛОВЕК. Простите.

Пауза.

ЭРА. А говорил - писатель...

ЧЕЛОВЕК. Я писатель, но другой.

Пауза.

ЭРА. Какой?

ЧЕЛОВЕК. Антон Павлович Чехов.

 

Пауза. Смотрят друг на друга.

ЭРА. И чо?

ЧЕХОВ. Ну.

ЭРА. Ну?...

Пауза.

ЧЕХОВ. Великий русский классик.

ЭРА. Кто?

ЧЕХОВ. Я...

ЭРА. Ну и чо?..

ЧЕХОВ. То есть как?

ЭРА. Ну-ка, скажи еще раз ...

ЧЕХОВ. Я - Чехов ... Русский классик.

ЭРА. Чехов ... Классик ... Русский ... (Морщит лоб, вспоминает.)

ЧЕХОВ. Наверняка, читали что-нибудь, да забыли...

ЭРА. “Веселая красотка” - ты написал?

ЧЕХОВ. Нет.

ЭРА. А что написал?

ЧЕХОВ. Рассказы, повести... Пьесы. Могу перечислить названия…

ЭРА. Зачем?

ЧЕХОВ. Как - зачем?

ЭРА. Зачем написал-то?

ЧЕХОВ. Чтоб читали люди.

ЭРА. И читают, поди?!

ЧЕХОВ. Читают.

ЭРА. Молодец...

ЧЕХОВ. Однако раньше читали лучше.

ЭРА. Кого?

ЧЕХОВ. Книги. (Пауза.) К примеру, взять вашу улицу... раньше читали, теперь - нет.

ЭРА. Вот теперь я тебя вспомнила! У меня сестра Тамара Тучкова ... Ты ее знаешь? Она работала на шпагатной фабрике. Голый оклад. Видел такую телегу - она катит по рельсам, а Тамара моя толкает взади. Мусор в бочку валится, мотовило ревет... Так вот, она - Тамара моя, вышла за шофера замуж. А шофер-то этот работал в больнице... Дураков возил на белом хлебном фургоне. И однажды так напился, что зашиб милиционера... Передавил всех и скрылся. Искали его. И чо ты думаешь? Нашли. Нашли и посадили. А сестра моя Тамара вышла замуж за другого фургона. И вот этот самый другой тоже пил... Страшенно! И его посадили. За драку в колбасном отделе. Да. Значит, его привлекли, и он сочинял письма моей Тамара оттуда сразу. Вот пишет он о любви разной и сообщает намеком, что да как у него там дела... Сам знаешь. Жила моя Тамара на углу, рядом с той самой фабрикой напротив парка. И парк назывался “Имени Народной Воли”. Мы там гуляли все. А еще наискосок стоял деревянный  цирк... Мы и туда ходили... И в этом самом цирке выступали как раз звери... Птицы, коровы эти мохнатые с горбами, медведи… А билеты нам доставала бухгалтер Антонина Петровна Савельева. И вот она... она самая и говорила мне про тебя: “Что ж вы, - говорю, - без мужика?” А она: “Я живу с Чеховым. Едим вместе и спим”. А она баба ничего была, да? И груди, и попка.

ЧЕХОВ (кашлянул в кулак). Да.

Пауза.

ЭРА. Слушай, вот ты же много книг, наверно, прочел, да?

ЧЕХОВ. Много.

ЭРА. Зачем?

ЧЕХОВ. Как «зачем»?

ЭРА. Что там у тебя в этих книгах было? Что ты там вычитал про такое, чего в жизни не наблюдается? Вот я. За всю жизнь ни одной книжки до конца не прочла. Все наперед знаю! Одни дураки пишут, другие печатают, а третьи, вовсе дурные, читают…

ЧЕХОВ. Досадно. Всю жизнь за столом как каторжанин. Бывало, напишешь одно, потом сразу другое, третье.

ЭРА. А пошто не отдыхал?

ЧЕХОВ. Хотел успеть.

ЭРА. Успел?

ЧЕХОВ. Сгорел. За письменным столом.

Пауза.

ЧЕХОВ. Послушайте, дорогая... будьте милосердны. Вы единственный умный человек во всем районе... Запишитесь в bibliotheke.

ЭРА. А?

ЧЕХОВ. Би-бли-о-те-ка.

ЭРА. Что?

ЧЕХОВ. Закрывается...

Пауза.

ЭРА. Гляди - очки вспотели.

ЧЕХОВ (снимает пенсне, протирает). Дело обстоит так... Крайне нужен хотя бы один читатель, и мы спасены...

ЭРА. И много вас?

ЧЕХОВ. Вся библиотека русской классики. С Рождества стеллажи на дрова, а нас в огонь. Кому повезет, того в подвал. (Пауза.) Самое страшное, знаете - что?

ЭРА. Что?

ЧЕХОВ (шепотом). Уборная. Ивану Сергеевичу не повезло.

Пауза.

Мы думали, мыслили, страдали за вас... (Уговаривая.) У меня рассказы житейские... Про птиц, про собак, про людей и животных. Могу предложить “Чайку”.

ЭРА. «Чайку»? У нее дверца отлипает. 

ЧЕХОВ.  ... Если в обществе любят литераторов и относятся к ним иначе, чем, скажем, к купцам, то это идеализм. Здесь же отец вечной материи - холодильник.

ЭРА. Не пойму.

ЧЕХОВ. Придете?

ЭРА. Куда?

ЧЕХОВ. Библиотека у рынка.

ЭРА. О! Далеко!

ЧЕХОВ. Хотя бы одну книжку... Книга – друг человека.

ЭРА. Да на кой хрен ты мне сдался?! Я таблеток сроду не ела, а тем более книжек.

ЧЕХОВ. Полагаю, теперь можно опустить занавес.

ЭРА. Поешь на дорожку?

ЧЕХОВ. Пожалуй...

ЭРА (Эра наливает Чехову суп, тот ест). Мне что, жалко еды... Мне вас балбесов, жалко. «Классики»! (Заразительно смеётся.)

ЧЕХОВ. Вкусно.

ЭРА. По бороде льется. Ешь нормально. Как там тебя ты сказал? Чухов?

ЧЕХОВ (ест). Чехов Антон Павлович.

ЭРА. Чехов Антон Павлович... Худой, как веревка. Видать там вас вовсе не кормят… (Смотрит на Чехова.) Начни новую жизнь… Пойди что ли в метро рыть туннели. Сначала в подсобники, потом в машинисты, а там и глядишь, при очках-то своих в сигнальщики выбьешься.

ЧЕХОВ (глядит в опустевшую тарелку, поправляет пенсне). Весьма благодарен. Пора.

ЭРА (смотрит на ноги писателя). Ой-ёшеньки!.. В летних сандаликах шлындает! (Даёт войлочные боты.) Ну-ка, завтра снег обещали.

ЧЕХОВ (надевает огромные, безразмерные боты Эры, низко кланяется). Дорогой,  многоуважаемый   шкаф! Приветствую твое существование!

 

Чехов исчезает. Эра удивленно смотрит.

ЭРА. Дурак слепой! Я – женщина! (берет одну из книг). Книжки оставил… (Разглядывает переплет.) «Друг человека»… (Открывает титульный лист, книге.) Надо ж! Книжка, да мы с тобой в один год родились! (Пробует книгу на вес, изучает.)

 

Картина вторая

Спустя неделю. Вечер. В квартиру входит Эра Николаевна и Чехов. В руках Чехова связки книг - полное собрание сочинений. У Эры Николаевны – яйца в мешке.

ЭРА. Чухов, скока можно  шарашиться по подъездам?

 

Чехов положил книги, раздевается. Эра Николаевна принюхивается.

 

ЧЕХОВ. Перемена жизни к лучшему, сытость, праздность, развивают в собаках самомнение, самое наглое… Я у забора лежал, пес на меня помочился.

ЭРА. Иди-ка ты в ванну... Там висят две мочалки: одна женская, другая - мужская. Ты бери с короткой лямкой, что женская, потому что мужская с длинной лямкой плохая... (Дает мыло.)  

Чехов уходит в ванную комнату. Полсекунды. Выходит. На нем теперь новый сюртук, расчесывает гребешком бороду, протирает пенсне, довольно улыбается.

ЭРА. Уже?

ЧЕХОВ. Да.

ЭРА. Ловко. Ну, долби яйца... (Подвигает Чехову гигантскую сковороду и яйца, разглядывает Чехова.) Антон Петрович...

ЧЕХОВ (колет яйца). Антон Павлович я Чехов...

ЭРА. Чехов?

ЧЕХОВ. Чехов.

ЭРА. Вот времена настали... Известные писатели под забором скитаются.

ЧЕХОВ. Библиотеку закрыли.

ЭРА. Беспризорник?

ЧЕХОВ. Выходит, так...

ЭРА. Тут в книжке твой портрет?

ЧЕХОВ. Мой.

ЭРА. Врешь?

ЧЕХОВ. Правда.

ЭРА. Тот же умер давно.

ЧЕХОВ. Ну и что?

ЭРА. А то - что мертвые яйца не едят.

ЧЕХОВ. Едят.

ЭРА. Врешь.

ЧЕХОВ. Едят, но не все.

ЭРА. Это как?

Жарят яичницу. Пауза.

ЧЕХОВ. Я хочу сказать вам по секрету, Эра Николаевна...

ЭРА. Говори.

ЧЕХОВ. Писатели бессмертны…

ЭРА. Все???

ЧЕХОВ. Нет. Самые лучшие.

ЭРА. И ты?

ЧЕХОВ. Я.

Едят, благодушно смотрят друг на друга.

ЧЕХОВ. Ну и?

ЭРА. И?

ЧЕХОВ. Чем займемся?

ЭРА. А что ты можешь?

ЧЕХОВ. Я могу гладить белье, стирать, могу дом сторожить, ходить за младенцами и стариками. Могу готовить рагу из кролика, читать вслух. Наконец, могу лечить тиф. И сыпной, и брюшной, и возвратный.

ЭРА. А в подкидного?

ЧЕХОВ. В преферанс!  

ЭРА. А давай на руках поборемся!

Ставит локти на стол. Эра Николаевна легко побеждает.

ЭРА. Я всех мужиков сильней.

Пауза.

ЧЕХОВ. А умеете пуговицы глотать?

ЭРА. Зачем?

ЧЕХОВ. Умеете?

ЭРА. Не-е-е ...

ЧЕХОВ. Смотрите ... (Берет пуговицу, отрывает, глотает.) Могу еще ... (Отрывает, глотает.) Еще... Еще... Еще... Еще...

ЭРА. Все. Хватит!

Пауза.

ЭРА. А знаешь, как метро?

ЧЕХОВ. Это как?

ЭРА (встает во весь свой рост, двигает руками, издает звуки). У-у-у-у-у ... Чух-чух-чух-чух ...

ЧЕХОВ. Гениально!

 

Смеются.

 

ЧЕХОВ (вздыхает). Жизнь-то прошла, словно и не жил…

ЭРА (удивленно). Да??? Ты тоже об этом все думаешь???

Пауза.

ЭРА. Слушай, Чехов… Ты случайно не в Бородулино родился?

ЧЕХОВ. Нет.

ЭРА. Жаль. А то земляки были бы ...(Пауза.) У меня сестра Тамара тоже стихи сочиняла разные...

ЧЕХОВ. А вы?

ЭРА. Что я?

ЧЕХОВ. Пишете что-нибудь?

Пауза.

ЭРА. Пишу.

ЧЕХОВ. И что?

Пауза.

ЭРА. Воспоминания.

Пауза.

ЧЕХОВ. Любопытно.

ЭРА. Да чего там...

ЧЕХОВ. Почитайте.

ЭРА.  ...А ты не будешь смеяться?

ЧЕХОВ. Ну что вы.

ЭРА (достает тетрадку, открывает с волнением, читает). «Воспоминания...» (Прослезилась.) Нет... не могу... Читай сам.

ЧЕХОВ (читает каракули). Раньше колбаса стоила два двадцать, а крупа 15 копеек пачка. Входя в гастроном, можно было не только трясти башкой и нюхать запахи, но и отовариваться по совести... Конфеты, печенье, куриные и животные окороки, яйцо, масло, сметана, молоко, рыба.” Что это? Романтическое вступление?

ЭРА. Романтическое...

ЧЕХОВ. Вздор. Скука.

Эра Николаевна в сердцах забирает тетрадку.

ЭРА. Ладно ... «Писатель». Поздно уже ... Мне надо спать.

ЧЕХОВ. А раскладушка?

ЭРА. Жить тут собрался?!

ЧЕХОВ. Собрался...

ЭРА. Умный больно!!! Чаю натрескался, обогрелся, теперь до свиданья. И книжки назад забери!

ЧЕХОВ (берет в руки связки книг, учтиво поклонился). Желаю спокойного сна! (Исчезает.)

Пауза.

ЭРА. Библиотеку, видишь ли, закрыли! А я что? Была на вас мода, да вышла! «Вздор, скука!» (Трясет тетрадкой.) Нет, парень, это не скука, здесь вся моя жизнь! (Вдруг видит книги Чехова, которые появились на прежнем месте.)

 

Картина третья

Спустя несколько дней. Эра Николаевна садится за стол, начинает есть. В коридорчике возник потрепанный старец с бородой до пояса, лукавый взгляд, на спине огромные связки книг.

Старик кряхтя, входит.

ЭРА. Здрасьте...

СТАРИК. Наше почтение.

ЭРА. (Разглядывает книги за спиной старика). Классик поди?

СТАРИК. Он самый.

ЭРА. Кормить не стану.

СТАРИК (протестуя). Матушка, благодетельница!..

ЭРА (смотрит на гору книг). Не нуждаюсь.

СТАРИК. Обошел весь район - меня никто  не хочет… А вы, говорят, человек самый сердечный.

ЭРА. Ну-у...

СТАРИК. Вы - добрая душа... Была еще Света, но она ушла в декрет.

ЭРА. Какая Света???

СТАРИК. Заведующая... Хранительница наша. Возьмите, а то пропаду... (Пауза.) Вот этой вот самой рукой сочинил “Каренину Анну”... Думал, какая польза будет, а вон как обернулось. (Кряхтит, опускает ноги на пол.)

ЭРА. Тяжко?

СТАРИК. Обидно. “Царство Божие нас внутри ”. А где? То ли в печенке, то ли в желудке. Могло и рассосаться...

ЭРА. Кто?

СТАРИК. Царство.

ЭРА. Присядьте тогда.

Старик садится.

СТАРИК (косит взглядом на полное собрание Чехова, лежащее у стола). Здесь что, уже занято? (Встает, представляется.) Граф Лев Николаевич Толстой. Великий русский писатель. Родился в двадцать восьмом, а помер в десятом по старому.

ЭРА. Великий, значит?

Толстой кивает головой.

ЭРА. Бессмертный?

Пауза. Толстой с тоской глядит в сковородку.

ТОЛСТОЙ. Сделайте одолжение...

ЭРА. Горе мне с вами! (Вздыхает, уходит на кухню.)

ТОЛСТОЙ. В большом пятимиллионном городе читают книги два человека... Да и те: один по слогам, другой - по буквам... Тьма Египетская! Зато все писатели... Пять миллионов. Писатель Сусленко чужих книг не читает. Он умный и важный, как Тамерлан Великий, ходит в чужом пиджаке, курит дешевые сигары, и режет колбасу на Святом Писании.

ЭРА (ставит перед Толстым тарелку). Трескайте.

ТОЛСТОЙ (ест). Мяса не потребляю, вина не пью…

ЭРА. Бородища до пуза... Беда... Не классики, а цыгане!

ТОЛСТОЙ. …Я не курю, нрав у меня стариковский... Смогу утюг починить, сено косить, бить комаров... Рассуждать о политике... В карты играю.

ЭРА. В подкидного?

ТОЛСТОЙ. И в подкидного, и в дурачка. (Кашляет.) Морозец у вас... Инфузория мерзнет.  

ЭРА. Зимой - комары, летом - мухи. Тараканы пропали, зато писатели набежали... Дед, а тебе сколько годов?

ТОЛСТОЙ. Все мои! (Ест.) (Макает хлебную корку в чай.) Я что размышляю, Эра Николаевна... Может, ещё откроют читальню? (Греет озябшие ноги.)  Унизительно, когда тобой вытирают зады, а до этого рвут и кидают куда-то.   

Эра Николаевна приносит таз с горячей водой, писатель греет ноги.

ТОЛСТОЙ. Дай тебе Бог... Один мудрец римский сказал: «Одна прочтенная книга заменяет десять килограмм мясной вырезки».

ЭРА. Говядины?

ТОЛСТОЙ. И говядины, и баранины и свинины...

ЭРА. Эх, если бы так…

Толстой соскребает ложкой остатки еды, чистит сковородку кусочком хлеба.

ЭРА. Существуй, ладно, чего там... (Раскладывает очень старую раскладушку, постель.)

ТОЛСТОЙ. Добрая тетенька...

ЭРА. Отдыхай.

ТОЛСТОЙ. Славно быть благодетелем! (Ложится.)

Пауза.

ЭРА (берет одну из книг Толстого, изучает). Сверстница тоже…

ТОЛСТОЙ. Миллион экземпляров.

ЭРА. Мой отец был такой же станок типографский…

ТОЛСТОЙ. Все писатели похожи друг на друга, но каждый читатель несчастен по-своему.

ЭРА. …Он с мамой в отделе сосисок сошелся.  (Гасит свет, ложится на кровать, пауза, Толстому на раскладушке).  Тигр Николаевич...

ТОЛСТОЙ. Что?

ЭРА. Спишь?

ТОЛСТОЙ. Классики никогда не спят. Спать могут только читатели.

Лежат. Эре Николаевне не спится.

ЭРА. Спишь?

ТОЛСТОЙ. А?..

ЭРА. При царе народ ел человеческое мясо?

ТОЛСТОЙ. Нет… (Встревожено.) А у вас?

ЭРА. Мы выросли на докторской колбасе. Вот от того и дурные такие.

Пауза.

ТОЛСТОЙ. Все обещали, что наука выведет вас, но теперь уже видно, что полный провал. (Пауза.) В Историческом музее первый экспонат - скелет интеллигента. Позвоночник искривлен, копчик ярко выражен. Вместо черепа - отбойный молоток. Одним словом - урод. Ископаемое. В Ледниковый период вымерзли все читатели. Ученые гнут извилины - отчего у читателей исчез волосяной покров и почему они плохо грызли капусту? И начинаешь шевелить мозгами, гадать, “может мы плохие писатели ... не могли создать “Новейшую историю туалетной бумаги” ... “Библию вкусной и здоровой пищи” ... Теперь я писал бы только в стеклянную газету.

ЭРА. Я - злая…

ТОЛСТОЙ. Несчастная… Ты лучше скажи, что такое секс? Тут у вас все кругом о нем говорят, а секса не наблюдается.

ЭРА. Секс? Ну, это когда семья есть.

ТОЛСТОЙ. А что ж ты одна, где твой муж?

ЭРА. Нету. Я мужиков за всю жизнь толком не разглядела. Бывало, увидят меня, и сразу бежать. Крупная я. Мужиков устрашаю. (Пауза.) А где ваша жена? Она тоже бессмертная, а?

ТОЛСТОЙ. Да… Но бессмертная по-другому.

Молчание.

 Эра Николаевна зевает, Лев Толстой скрипит раскладушкой.

ЭРА. Писатель…

ТОЛСТОЙ. Чего?

ЭРА. Ты скажи: писатели все с бородами ходят?

ТОЛСТОЙ. Все.

ЭРА. Как интересно ... А зачем?

ТОЛСТОЙ. Мода такая.

Пауза. Толстой ворочается на раскладушке, горько вздыхает. Эра села на кровати, глядит, жмурится в темноту.

ЭРА. Слышь, а...

ТОЛСТОЙ. А? Чо?

ЭРА. А если у тебя бороду отрезать, что будет?

ТОЛСТОЙ. Ничего не будет.

ЭРА. А если у писателя борода маленькая? ... Это плохо?

ТОЛСТОЙ. Это ужасно.

Пауза. Эра Николаевна мечтательно смотрит в темноту. Раскладушка замолчала.

ЭРА. Секс, и книги – друзья человека... И какую же надо бошку иметь, чтоб напридумывать столько... Антон Петрович и Тигр Николаевич – бессмертные, да... Интересно... И зачем они все писали, писали, писали прямо как я… (глядит в свою тетрадку, улыбается, глядит в потолок, закрывает глаза.)

Тишина. Слышен громкий храп. Эра открыла глаза, слушает.

ЭРА. Храпит?! ...(Испуганно смотрит на раскладушку.) Как человек - храпит!

Храп усиливается. Эра восхищенно:

О-о-о! О-о ... Еще громче!

Храп усиливается, задребезжала ложечка в стакане.

ЭРА (изумленно). Еще ...(Закрывает голову подушкой, честно пытается заснуть, не получается, Эра Николаевна возмущена и подавлена.) Писатели... Писатели ... писатели не могу спать! (Встает, берет ножницы, подходит, отстригает Льву Толстому бороду.)

Дикий вопль.

 

Картина четвертая

 

Утро следующего дня. Эра Николаевна просыпается, вдруг вспомнила, подпрыгнула, смотрит на раскладушку. Раскладушка пуста. Толстого нет. Но теперь к собранию сочинений Чехова добавилось огромное количество книг Толстого.  Изумленно оглядывается, видит - за столом сидит надорванный человек с длинным носом, брезгливо ест суп из кастрюли Эра Николаевны.

ЭРА. Ты кто?

ЧЕЛОВЕК. Классик.

ЭРА. Фамилия?

ЧЕЛОВЕК. Гоголь. Можно просто - Николай.

ЭРА. А где этот?..

ГОГОЛЬ. Лев Николаевич-то?

ЭРА. Он.

ГОГОЛЬ. Лев Николаевич спереди совершенно немец. Он страшно обиделся на вас. Хотел пожаловаться самому... (Поднимает палец вверх.) Но мы его отговорили. (Ест.) И какой же русский не любит быстрой еды?

 

Эра Николаевна приходит в себя, умывается, Гоголь ест.

ЭРА. Я вам что - дойная корова? Ходят туда и сюда, топтуны.

ГОГОЛЬ. Полюби нас голодными, а сытыми нас всякий полюбит. (Морщится, но ест.) Суп жидковат...

ЭРА. Жидковат???

ГОГОЛЬ. Я бессмертный русский писатель и драматург.

ЭРА (вырывает из его рук кастрюлю). Кончай вылавливать мясо!

ГОГОЛЬ. Вы  должны и обязаны содержать Родную Литературу. Беречь нас и охранять.

ЭРА. Щас...

ГОГОЛЬ. Иначе быть не возможно. Без нас вы - не пришей кобыле хвост. Вот возьмут когда-нибудь у вас паспорт и впишут: “ Эра Николаевна русская тире обезьяна”. А в нашей компании - вы почтенная дама. С корнями...

ЭРА. С корнями???

ГОГОЛЬ. …Как дуб. (Забирает кастрюлю). Так что терпите, Русь-матушка... Все. (Съел, отдает кастрюлю, достает из-под стола собрание сочинений.) Вы самый умный человек в районе. Грамотный.

ЭРА. Куда этот ум-то девать? На кусок не намажешь, сама экономлю.

ГОГОЛЬ (оглядывается). Хорошо ... Тепло, чисто... А где муж? Вы одинока?

ЭРА. Зачем же… Квартира есть, с ней и живем.

Пауза.

ГОГОЛЬ. Спокойно как, тихо.

ЭРА. Привычка.

ГОГОЛЬ (соблазняя). Страшно жить одному. Нет близкого друга. Льву, вот, Николаевичу хорошо да и Пушкину ладно… большая семья, жены какие-то, дети. Я тоже бобыль. Умер один в холодной постели.

ЭРА. Дети…. Какие дети, сам посуди - я мечтала рожать раза два. А что толку мечтать, если возможности нету. Надо кушать и мужика рядом нет. Вот, думала, выжду, время полегче настанет, зарплату повысят, молоко станет свободно, и мужа пойду по свету искать. И что? Шиш.

ГОГОЛЬ. Есть у русского человека враг, непримиримый, опасный враг, не будь которого, он был бы исполином. Враг этот — колбаса. Много великих мыслей погибло от колбасы. Раньше в России ее было видимо-невидимо. Но однажды она исчезла. Сбежала в Америку по поддельному паспорту. (Пауза.) Теперь она вернулась. Тоска по Родине. Родные желудки... И теперь колбасы так много, что нет ничего, кроме нее.

Пауза.

ЭРА. Гоголь...

ГОГОЛЬ. Ну да.

ЭРА. А работал кем?

ГОГОЛЬ. Гоголем и работал.

ЭРА. А я в БСУ. Цемент в циклотроне месила. (Изображает, как месят цемент в огромной машине.)

ГОГОЛЬ. Какая разница... Циклотрон или письменный стол... Тут кирпичи - и там кирпичи, тут материала нет - и там не хватает. Тут денег нет - и там фиг. Разве что в тепле оно в радость. Когда Англия нюхает табак, то Франция чихает, когда писатель пишет – читатель возбуждается. А если писатель есть, а читателя нет, то и ничего нет, жизни нет.  Парадокс! Сейчас самое время писать и писать! Вокруг целые кучи идей, россыпи слов, а какое раздолье чиновников! Я бы сейчас так и строчил, так и строчил!!! Да я бы сейчас каждый день выдавал по десятку «шинелей»! Но как всегда равновесия нет. При живой-то воде вдруг читатель усохся куда-то…

 

Пауза.

Раньше было легко, раньше был черт. А теперь, говорят, интернет. Кто он такой? Где он живет? Он есть, но никто его сроду не видел. Если в сетях, то где ж его рыба? И потом как заключить сделку с тем, кого нет? И как расплатиться?  Он как призрак, которого нет, и притом он существует! (Пауза.) Ад -  это смерть без огня, ад – это холодные цифры. Страшнее всего, когда приходят они, и сжимают твой мир необъятный в молекулу. А затем бросают тебя в темноту и несут, и несут, и несут… Чтобы ты появился на стеклянной плоской картине цвета скисшего молока, где плавают дохлые буквы… Нет, буква должна пахнуть, книжка дышать, а читатель - держать твое слово в теплых руках!

 Пьют чай с вареньем.

ЭРА. Значит, ты в космосе был?

ГОГОЛЬ. Был.

ЭРА. А я не была.

ГОГОЛЬ. Космос везде: и в тебе, и во мне, и в этой банке варенья… (Ест.)   

Пауза.

ЭРА. Напиши про меня...

ГОГОЛЬ. Не могу. Я не в праве больше писать. Да к тому же чернила все кончились.

ЭРА. Я дам карандашик.

ГОГОЛЬ. Карандашик? Не то… Он – вещество. Надо наитьем писать. А ОНО только раз на всю жизнь полагается!  (Грустно улыбнулся, опустил голову, идет на выход.)

ЭРА (достает безразмерные валенки и шапку). На, парень, твое!

ГОГОЛЬ (надел шапку).  Спасибо, сударыня… (Исчезает.)

ЭРА (изумленно смотрит, ощупывает воздух). Ловко! (Видит под столом забытое Гоголем собрание сочинений.) Вот жулики, а!

 

Картина пятая

Книг стало еще больше. Эра Николаевна сидит на стопке книг, ест. Теперь ее жизнь стала разнообразнее: она не только ест, но и научилась читать во время приема пищи.  

За окном хлопок. Выстрел. В дверь вваливаются Лев Толстой, Гоголь и Чехов, за спинами пачки книг, вносят раненного Пушкина. Пушкин одной рукой закрывает кровавую рану, в другой руке держит пистолет.

ЭРА (преграждает путь). Куда?! Зачем?! Сюда не надо!!!

ТОЛСТОЙ. Опять дуэль с Дантесом…

ЭРА. Кто он такой?!

ЧЕХОВ. Да Пушкин это…

Чехов и Толстой ищут место, куда положить умирающего Пушкина.

ЭРА (не понимая). Пушкин??? (Вспоминая.) Пушкин?! (Вспомнив). Пушкин!!! (С любовью.) Пушкин…

У Пушкина начинается предсмертная агония, Эра Николаевна отчаянно пытается ему помочь.

 

Конец первого действия

 

 

Действие второе

 

Картина шестая

Спустя месяц.

Кажется, воскресла Александрийская библиотека, и уместилась в этой квартире. Со всего города собраны страницы, странички, картон книжных корочек. Дом, в котором месяц назад была одна захудалая брошюра, теперь в угрожающем избытке заполнен шедеврами литературы. Старые книги и выдранные страницы на окне, на полу, под кроватью, на кровати, в прихожей, на кухне на столе, в кастрюле, на плите. Стопки книг, связки, пачки, колонны. Книг нет только на потолке.

 

На кухне сидит Эра Николаевна, завалена книжными страничками, одна голова торчит. Макает кисточку в таз с клейстером, старательно чинит книги.

Вход комнату затруднителен. Книжные завалы. Душно и жарко. Кружится пыль. В комнате, среди книг, четверо. Все одеты в одежду Эры Николаевны, даже Пушкин, который лежит с градусником во рту.

Толстой с большим носом, Гоголь с длинной густой бородой и в чеховском пенсне. Чехов близоруко ищет очки.

ЧЕХОВ (Гоголю). Вы зачем Каштанку кинули под поезд?

ГОГОЛЬ (изумленно). Я?! Клевета!

ТОЛСТОЙ. А кто превратил мою Анну в крыжовник?!

ЧЕХОВ (на Гоголя). Он.

ТОЛСТОЙ (на Чехова). Он.

ГОГОЛЬ. А кто Тряпичкина сделал Наташей Ростовой?!  

ТОЛСТОЙ. Сам виноват! У вас ревизор стал княгиней Курагиной!

ГОГОЛЬ (хочет чихнуть, находит, что пропал  нос). Где мой нос?!

ТОЛСТОЙ (хватает себя за подбородок). Моя борода…

ГОГОЛЬ. Отдайте! (Хватает Толстого за нос).

ТОЛСТОЙ. Верните сюда! (Хватает Гоголя за бороду).

ГОГОЛЬ. Да даром она не нужна! Растет как ботва на дрожжах!

ЧЕХОВ. Пенсне, господа!

Классики грубо толкают друг друга, дергают.

Эра Николаевна сидит на кухне, стол уставлен открытыми книгами, заботливо и не спеша оборачивает книги бумагой, вклеивает собранные на улице вырванные страницы.

ЭРА. (ищет, берет мятую страницу). 33… 34…  (Вклеивает, перечитывает.) «…Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича — я бы тогда тотчас же решилась…» (Продолжая, перелистывает.) «…желчно вырвалось у Кутузова, одним глазом глядя на Багратиона». (Довольно.) Ничего… Мы вас подлечим, как новые будете… Велика беда... Библиотеку закрыли... Тут закрыли, там прикрыли, а щелку оставят... А мне куда не ткнись - везде заборы на запоры. Капец. Клея в костях у старости нету. Почему я - не классика, почему не бессмертная?  (Ищет новую недостающую страницу в кипе листов, находит па номеру и главное - цвету, разглаживает, вклеивает в книгу, по памяти.) Буря мглою небо кроет, Вихри снежные клубя, то как зверь она завоет, то заплачет как дитя ...  Мчатся тучи, вьются тучи, невидимка и луна, освещает снег летучий, смутно небо, ночь темна...” (Задумчиво, пытаясь разгадать смысл.) Буря… Мглою… как дитя… (Слышит шум в комнате, бегом туда, разнимает Чехова, Гоголя и Толстого.) Хватит, сказала! Кому говорят?! (Пауза.) Безобразники!

Три классика приходят в себя.

ГОГОЛЬ (Эре). Все потому, что у вас хромает техника чтения!

ТОЛСТОЙ. 40 знаков в минуту! Надо читать поживей!

ЧЕХОВ. И понимать, кто есть кто!

ГОГОЛЬ. И не клеить нас тупо!

ЭРА. Ну… давай тогда сам… 

ГОГОЛЬ. Это должна сделать ваша рука.

ЭРА (в гневе). Я вам ничего не должна! Приперлись, графья, уселись на шею!

Пауза.

ТОЛСТОЙ. Нам уйти?

ГОГОЛЬ Я как будто предчувствовал: сегодня мне ночью снились какие-то две необыкновенные крысы. (Указывая на умирающего Пушкина.). Она его полюбила…

ТОЛСТОЙ (Эре). Пушкин на вас не женится никогда.

ЭРА. Я сама не хочу. У нас с Пушкиным разница… в возрасте… (Пауза.) Я люблю Пушкина по-другому. Он мне как товарищ из рОдного детства. Я в школе сдавала его наизусть. И про дядьку того Черномора, и про бочку с ребенком, и про очарованье очей… Я на Пушкине в детстве с мамой каталась, когда он был теплоходом! А когда он памятник был, я под ним ждала жениха на свидание. Мы с Александром Сергеичем сердцем похожи, нас обоих любовь обманула. (Слезы.)

ГОГОЛЬ (восхищенно). Был бы я человек, я на вас бы женился мгновенно!

Пушкин стонет, градусник выпадает изо рта.

ЧЕХОВ. Пуля пошла!

ЭРА. Надо снова скорую вызвать.

ГОГОЛЬ. Бесполезно. Опять скажут, что это не Пушкин, а голая простыня.

ЭРА (Чехову). Вы же доктор!

ЧЕХОВ. Болезни бессмертных – болезни другие…

У Пушкина начинается отчаянная лихорадка, все четверо крепко обняв, держат его дрожащее тело.

 

 Картина седьмая.

Ночь. Храп Толстого. Свист Гоголя, покашливание Чехова.

Тускло горит светильник. Эра Николаевна сидит у умирающего Пушкина, ставит ему холодные компрессы, на коленях книга.

ЭРА (читает). «…Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в средине своего великого поприща!.. Более говорить о сем не имеем силы, да и не нужно: всякое русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери, и всякое русское сердце будет растерзано. Пушкин! Наш поэт! Наша радость, наша народная слава!.. Неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина!» (Вытирает слезы.) Врешь, гад… Есть у нас Пушкин! (Листает, читает).

«…И мысли в голове волнуются в отваге,

   И рифмы легкие навстречу им бегут,

   И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,

   Минута - и стихи свободно потекут.

   Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,

   Но чу! - матросы вдруг кидаются, ползут

   Вверх, вниз - и паруса надулись, ветра полны;

   Громада двинулась и рассекает волны…»

Пушкин открывает глаза.

ЭРА. Ой, здрасьте!

Пушкин смотрит.

ЭРА. Александр Сергеич…  Кашку хотите?

Пушкин не отвечает.

ЭРА. Вот молодец… Значит, дела на поправку! (Кормит кашей.) В каше вся сила… У меня кот был, с балкона упал, дак я его манкой вернула.

Пушкин пытается что-то сказать.

ЭРА (вытирает рот Пушкина.) Поспите, а я вам спою.

Эра Николаевна поет колыбельную. Пушкин закрывает глаза.

Эра влюблено смотрит на него, счастливо засыпает.

Тишина. Все спят. На цыпочках входит француз в гусарском кителе. Пушкин открывает глаза, видит француза. Осторожно встает с постели, достает свой пистолет. Дуэль начинается. Дантес стреляет первым, Пушкин падает. Дантес исчезает в уборной.

Все просыпаются, паника.  

 

Картина восьмая

Спустя несколько дней.  Пушкин лежит, умирает. Классики сидят за столом, доедают, откладывают пустые тарелки, играют в шелбаны.

ТОЛСТОЙ. Ха… Хэ… «Холстомер».

ЧЕХОВ. Ра… Рэ… «Репетитор».

ГОГОЛЬ. Рэ… «Ревизор».

ТОЛСТОЙ. Ррр… «Рубка леса»…

ЧЕХОВ. А… «Архирей».

ГОГОЛЬ. Й… Й… Й… «Йод»!

ТОЛСТОЙ. «Йод»? У вас этого нет.

ГОГОЛЬ. Я протестую!

ЧЕХОВ. Опять проиграл...

ТОЛСТОЙ (Гоголю). Сыграйте за Пушкина…

Эра Николаевна на кухне, что-то пишет на листе.

ЭРА (пишет крупно).  Господа Интеллигенция! (Сочиняет и тут же пишет.)

Я знаю все: вас оскорбит

Ужасной правды разъясненье

Какое страшное злобленье

Ваш сытый глаз изобразит.

Я к вам пишу,

Куда ж сильнее,

Я многое хочу сказать.

Чего хочу? С какою целью

Открою жизнь свою?

Уж месяц как назад

Ко мне, простой серьезной женщине

Пришли писатели твои.

Они как дети без присмотра

Скитались по дворам давно.

Я прибрала их, обогрела,

Я накормила их, зашила,

Я приласкала четверых уже,

Но денег больше не имею

По скудной жизни кошелька.

Я обращаюсь к вам, как к дейтелям культуры

Ко всем, кто жир наел на книжках,

Ко всем, кто помнит классиков своих.

Вы помогите мне продуктами, одеждой, клеем,

А то помрем все впятером.

Ваш Чехов любит яйца,

Ваш граф Толстой едит мясное,

Ваш Гоголь – простоквашку.

А Пушкин – тертый мандарин.

Я лишена богатства, славы,

Я одинока и сильна,

Но помощь ваша мне нужна.

Давайте вместе помогать бессмертным.

Кончаю. Страшно прочитать

Какую правду написала. (Переводит дух, пишет) Мой адрес…

 

Картина девятая

 

Спустя несколько дней.

В коридоре возня, кто-то с усилием открывает дверь, валятся книги. Входит дама в берете. Озирается. Пробирается через книжные завалы. Следом Эра Николаевна.

ДАМА-БЕРЕТ. Где ваши дети? Зачем столько книг? ...

ЭРА. Вот они.

ДАМА-БЕРЕТ. Говорите громче, я плохо слышу!

ЭРА. Вот они! (указывает на сидящих на кровати классиков.)

ДАМА-БЕРЕТ. (Смотрит на четверых.) Ужасно. Это ваши? (разглядывает). Они что, инвалиды?

ЭРА. Инвалиды!

ДАМА-БЕРЕТ. Группа какая?

ЭРА. Писатели все!  

ДАМА-БЕРЕТ. Значит, вторая... (Смотрит.) Сколько им?

ЭРА. Тыщу лет, если сложить!

ДАМА-БЕРЕТ (вглядывается). Но это не дети… Я в комитете по детству… В интернете же ваше письмо?

ЭРА. Нет, я на дом Писателей вешала!

ДАМА-БЕРЕТ. Блоггер Фома разместил у себя… Почерк у вас ненормальный, смешной. Все читают, хохочут…

ЭРА. Что тут смешного?!

ДАМА-БЕРЕТ. Мы берем только сирот.

ЭРА. Как же жить?

ДАМА-БЕРЕТ. Что?!

ЭРА. Я говорю – умирать что ли?! Они едят больно много.

ДАМА-БЕРЕТ. Пусть встанут на биржу. Если не могут работать, справки нужны.

ЭРА. Вот, у них сколько справок! (Указывает на книги.)

ДАМА-БЕРЕТ. Здесь одни книги... А надо с печатью комиссии.

ЭРА. Вот этот вот насочинял тысячу книжек, а этот…

ДАМА-БЕРЕТ (подходит к Пушкину, смотрит, брови поднимаются). Похож.

ЭРА. Он и есть!

ДАМА-БЕРЕТ (наклонилась к кровати, разглядывает). Господи ... Живой Пушкин?!!!

ЭРА. Живой… Есть у нас Пушкин.

ДАМА-БЕРЕТ. Он же того ... Умер давно ... Убит на дуэли... (Изумленно смотрит.) Это как получается? Пушкин бессмертный???

ЭРА. Я когда в школе училась, у нас была учительница, все время темяшила - Пушкина убил Дантес ... Дантес убил Пушкина ... Что такое Дантес?!

ДАМА-БЕРЕТ. Дантес – это болезнь. Что-то с бешенством связано.

Дама-берет оглядывается вокруг.

ДАМА-БЕРЕТ. А это???

ЭРА. Антон Петрович, который родил даму с собачкой.

ДАМА-БЕРЕТ (внимательно разглядывает Чехова, наклонилась). Чехов??? (Изумленно глядит, подходит к раскладушке.) А кто морщит лоб?

ЭРА. Тигр Николаевич… А этот Гоголем называется ... Тоже слыхали его?

ДАМА-БЕРЕТ. Какой у вас воздух... (Тяжело дышит, размахивает платком.) Невероятно ... Как это все понимать? Постойте, что же делать теперь?

ЭРА. Мне надо, чтоб кто-то был на подхвате… Я одна не управлюсь. Средства давайте!

ДАМА-БЕРЕТ. Разумеется. Им тут не место...

ЭРА. Тут Чехов, там Пушкин, тут Гоголь с Толстым... Живем как в трамвае… Не протолкнуться.

ДАМА-БЕРЕТ. А что с ним? (Указывает на Чехова.)

ЭРА. Язва. Молочное надо.

ДАМА-БЕРЕТ. Язва?!

ЭРА. Как люди болеют, страдают...

ДАМА-БЕРЕТ. Невероятно...

ЭРА. Библиотека!

ДАМА-БЕРЕТ. Что?

ЭРА. У рынка... Закрыли?

ДАМА-БЕРЕТ. Давно!

Пушкин стонет, Гоголь громко чихает, Чехов подозрительно кашляет.

ДАМА-БЕРЕТ. Да... Конечно... Нужно срочно решать этот вопрос... Комитет вам поможет. (Смотрит.) Кто мог подумать ... Скандал. (Быстро пробирается на выход, внезапно останавливается.) А если ИХ кормить бумагой?!

ЭРА. Кормила. Тошнить начинает!

Дама-берет уходит.

Пушкин стонет, Чехов стирает соус со скатерти, Толстой ищет хлебные крошки в своей бороде.

ГОГОЛЬ (вздыхает). Что за комиссия, создатель?

 

Эра Николаевна пожимает плечами.

 

Картина десятая.

 

Проходит неделя. Входят двое в официальных костюмах, в руках деловые папки с авторучками.  Оглядываются. Затыкают носы.

ПЕРВЫЙ. Здравствуйте... Это вы - Арина Родионовна? Департамент Образования.

ВТОРОЙ. Ну и вонь!

ПЕРВЫЙ. Хочешь не хочешь, а я начинаю верить во всякую чертовщину. (Трогает ухо.) У меня что-то в ухе звенит… Я кажется, стал хуже слышать.

ВТОРОЙ (шепотом Эре). Где???

ЭРА (шепотом.) Там...

Двое осторожно входят в комнату. Завалы книг, макулатура, пустая раскладушка, кровать, матрас.

ПЕРВЫЙ (разочарованно). Ничего, кроме книг...

ВТОРОЙ. Одни книги...

ЭРА. Да как же… Только что были.

Первый и второй переворачивают раскладушку, заглядывают за шторы, перебирают книги.

ВТОРОЙ. Может, и были...

ПЕРВЫЙ. Нет никого.

ВТОРОЙ. Слушайте, зачем вам столько литературы?

ПЕРВЫЙ. О чем ты говоришь… Посмотри на нее.

ЭРА. Ушли…

ВТОРОЙ. Сумасшедшая тетка… Рваных книжек насобирала.

ПЕРВЫЙ. Говорите, Пушкин тут проживает?

ЭРА. Он болеет, живот у него.

ВТОРОЙ.  Любит гороховый суп?

ЭРА (обиженно). Нет, он любит другое.

ПЕРВЫЙ (смеется). «Другое…»

ЭРА (оглядываясь). Пропали…  (Ищет.) Тут всю неделю ходят на них, смотрят как в зоопарке. Может устали?

ПЕРВЫЙ. Здесь мы не нужны. Здесь требуется психиатр.

ЭРА. Посидите ... подождите... Вернутся. Они наверно в театр к Виле пошли…

ВТОРОЙ. Это к Шекспиру? Кто б сомневался.  

ПЕРВЫЙ. Я говорил – пустой шум, это чей-то прикол в интернете. «Русская баба кормит всех классиков». (Пауза.) Любезная... Мы не врачи. Мы комиссия департамента...

ЭРА. Дайте денег.

ВТОРОЙ. Совсем народ обнаглел. Клянчат и клянчат.

ПЕРВЫЙ. Пойдем, совещание в три. (Пробирается на выход, роняют книги.)

ВТОРОЙ. Кстати, ты слышал, наш Сусленко получил Нобелевскую премию.

ПЕРВЫЙ. Ты читал его роман?

ВТОРОЙ. Нет. А ты?

Остановились в коридоре, оглянулись.

ПЕРВЫЙ. Ноль два?

ВТОРОЙ (удовлетворенно). Ноль три.

Уходят.

ЭРА. Эй!

Классики появляются на своих местах.

ЭРА. В прятки решили играть? Идиоткой меня выставляете?

ТОЛСТОЙ. Мы Свету искали.  

ЭРА. Нашли?

ЧЕХОВ. Нет.

ГОГОЛЬ. Исчезла с концами.  

Пауза.

ТОЛСТОЙ. Хорошо быть Шекспиром. Можно вечность лежать в тумбочке у артиста.  

ЭРА. Дак проситесь в театр…

ЧЕХОВ. Не берут.

ЭРА. Как?! Вас же там как облупленных знают!

ЧЕХОВ. Там Чехов другой.

ГОГОЛЬ. И Гоголь другой.

ТОЛСТОЙ. И Толстой...

ЭРА. Это родня ваша что ли?

ТОЛСТОЙ. Нет, они просто моложе.

ГОГОЛЬ (глядит в кастрюлю). Кто съел клейстер??? Что за подлец?! Чёрт побери, я не хочу второй раз умирать с голода!

ЭРА. Простите, ребята. Не удержалась.

ТОЛСТОЙ. Она пятый день не едала…

Пауза.

ЧЕХОВ. Господа, надо что-то решать.

ГОГОЛЬ. Только один может остаться.

Пушкин стонет.

ЭРА. Горе мне с вами…

 

Картина девятая

 

Спустя несколько дней. Эра читает. В прихожей звонок. Входит мужчина. Мужчина - но носу золотые очки, галстук-бабочка на шее. Приглаживает волосы на голове, заглядывает в комнату, делает шаг, падает, роняет пирамиды книг.

КОЛЛЕКЦИОНЕР РЕДКИХ ИЗДАНИЙ. Однако... (Пробирается в комнату.) Добрый вечер ... Это вы продаете классиков?

ЭРА. Продаю.

КОЛЛЕКЦИОНЕР. (Оглядывается.) Какая любовь к книгам... (Смотрит.) Мне нужен Толстой. А что, действительно редкое издание?

ЭРА. Гоголя с Чеховым отдаю. В придачу. А Пушкина с собой навсегда оставляю.

КОЛЛЕКЦИОНЕР. Говорите громче. У меня тугоухость.

ЭРА. Пушкина, говорю, оставляю! А остальные съезжают.

КОЛЛЕКЦИОНЕР. Ну, показывайте!

Проходят в глубину комнаты. Пирамиды книг едва не касаются потолка, горы.

КОЛЛЕКЦИОНЕР. Ого-го! Имейте в виду, я собираю только редкие книги... Какое богатство! ...(Восхищенно глядит на колонны книг.)

ЭРА. Сюда...

Подходят к кровати.

КОЛЛЕКЦИОНЕР. (Видит Пушкина, Гоголя, Чехова, Толстого). …??????????

Пауза.

Что это значит?

ЭРА. Дарю.

КОЛЛЕКЦИОНЕР. Кто это?

Коллекционер и писатели разглядывают друг друга.

ЭРА. Вы знакомые?

КОЛЛЕКЦИОНЕР.  ...........

ЭРА. Узнали?

КОЛЛЕКЦИОНЕР. (Нерешительно.) Узнал ...

ЭРА. Дарю, если сразу троих унесете.

Пауза.

КОЛЛЕКЦИОНЕР. Откуда они?!..

ЭРА. С улицы.

КОЛЛЕКЦИОНЕР. Но...

ЭРА. Толстого машины помяли, Гоголя дети порвали... сама всех подлечила. Торговаться не буду. Берите.

Пауза.

КОЛЛЕКЦИОНЕР. Настоящие???

ЭРА. Проверяйте.

Пауза. Человек решительно подходит, снимает с Чехова пенсне, смотрит, старательно ощупывает бороду Льва Толстого, заглядывает в нос Гоголя. Затем вырывает волосок из бакенбард Пушкина. Пушкин бьет коллекционера по руке.

КОЛЛЕКЦИОНЕР (отшатнулся назад, смотрит, открыл - закрыл рот). Что же я с ними буду делать?..

ЭРА. Разговаривать!

КОЛЛЕКЦИОНЕР. (Достал платок, втер со лба пот.) А они говорят?..

ЭРА. Сами спросите!

Гоголь с Чеховым засмеялись. Лев Толстой подмигнул коллекционеру.

КОЛЛЕКЦИОНЕР. Нет ... Я, пожалуй, пойду...

ЭРА. Даром берите!!!

КОЛЛЕКЦИОНЕР. Нет... Меня интересуют только книги! (Поклонился писателям.) Очень рад был познакомиться лично... (Быстро пробирается на выход, спотыкается, убегает, хлопнула дверь.)

ЭРА. Куда же вы?!.. Убежал ... Идиот какой-то.

 

Картина девятая.

 

Тревожная ночь. Храпит Лев Толстой, Чехов тоскует во сне, что-то бормочет. Гоголь свистит носом, Пушкин лежит с открытыми глазами. Темно. Эра Николаевна спряталась за шторкой, в руках лентяйка, выжидает. Появляется белокурый человек в гусарском кителе, поднимает пистолет, крадется к Александру Пушкину. Подошел. Целится.

ЭРА (с криком выбегает из-за штор, бьет гусара по спине). На! На!

В темноте борьба, сутолока, стрельба. Гусар выпрыгивает в окно. Эра зажигает свет.

Всё нормально. Спите.

Писатели ложатся. Грохот в дверь. Входят два милиционера.

МАЛЕНЬКИЙ. Кто стрелял?

Пушкин, Гоголь, Чехов, Лев Толстой исчезают.

МАЛЕНЬКИЙ. Леха, ты видел?!

БОЛЬШОЙ. Показалось.

 

МАЛЕНЬКИЙ (ходит, смотрит). Ты когда-нибудь видел столько книг?

БОЛЬШОЙ. Что это за книги?

ЭРА. Классики. (Пауза.) Разберитесь. Дантес к нам повадился. Никак отвадить не можем.

МАЛЕНЬКИЙ (на горы книг). Где взяла?

ЭРА. Валялись на улице. Может, возьмете домой?

БОЛЬШОЙ (ходит, перебирает книги). Без картинок... Знаешь, у меня всегда так с  классикой... Откроешь, и в сон валит. Прямо снотворное Барбитурата.

МАЛЕНЬКИЙ (Эре). Рецепт есть?

Эра ищет бумажку.

БОЛЬШОЙ (поднял с пола надорванную страничку, читает). “Мёртвые …уши”...

МАЛЕНЬКИЙ. Мертвые – кто?

БОЛЬШОЙ (глядит на страничку). Уши. Тут еще впереди было что-то.

МАЛЕНЬКИЙ (тихо, большому). Знаешь, про уши что я хотел рассказать. Ты только гляди, никому… (Пауза.) Ты же был у меня на свадьбе?

БОЛЬШОЙ. Ну.

МАЛЕНЬКИЙ. Жену мою помнишь?

БОЛЬШОЙ. Ну.

МАЛЕНЬКИЙ. У меня с ней была первая ночь… Слушай. Лежим мы, я глажу ее… по рукам, по плечам, перехожу на голову. А у нее волосы такие густые, я глажу их, и вдруг… гляжу!

БОЛЬШОЙ. Что???

МАЛЕНЬКИЙ. Уха нет!

БОЛЬШОЙ. Как – нет?

МАЛЕНЬКИЙ. Вместо уха – голое место! Ровное, гладкое как коленка! Прикинь, она скрыла!

БОЛЬШОЙ. И что?

МАЛЕНЬКИЙ. Как это что? Это ж уродство!

БОЛЬШОЙ. Какое уродство??? 

МАЛЕНЬКИЙ. Ты дурак или нет? Это ж наследственность. У нас ребенок такой же родится!

БОЛЬШОЙ. Ну и что? У моего деда тоже нет уха, и у жены, и у матери. А у брата вообще нет ушей.

МАЛЕНЬКИЙ. И как они???

БОЛЬШОЙ. Да отлично! Живут! Все нормально!

Пауза.

МАЛЕНЬКИЙ (Эре.) Кто тут стрелял-то?!

ЭРА. Дантес.

БОЛЬШОЙ. Кто?

ЭРА. Дантес повадился.

МАЛЕНЬКИЙ. Этот такой педик кудрявый внизу?

ЭРА. Так точно. В кальсонах.

БОЛЬШОЙ. Пойдем. Он еще там, козел, ошивается…

ЭРА (указывая на книги). Может, знакомым возьмете?!

Милиционеры не отвечая, уходят.

Классики спят. Эра Николаевна открывает шкаф на кухне – остался последний кусок хлеба, бережно кладет его на место.

ЭРА (пишет). Дорогие жители улицы Чехова, парка Гоголя, и автобусной остановки Толстого. У кого есть желанье принять русских писателей, то придите ко мне. Я их отдам в хорошие руки. А сама я живу на улице Трактористов… (Пишет.)

 

Картина одиннадцатая

 

Спустя несколько дней. Книги. За  столом сидят Эра Николаевна и Света-библиотекарь, рядом в коляске спит младенец. Эра жадно ест то, что принесла Света. На книгах стоит еда.  

СВЕТА. Вот. А потом библиотеку закрыли ...

ЭРА. Что же мне теперь с книжками делать?

СВЕТА. У меня мальчик родился.

ЭРА. Я интеллигенции писала, но от них эрекции никакой.

СВЕТА (на книги). Жалко, конечно... Но куда их? Советские издания... Полно опечаток…  Библиотека старая была... Она стояла с прошлого века. За последний год пришел всего один посетитель. Помещение забрали под банк. А книги? Обычно такие книги отправляют на бумажную фабрику. Приходит грузовик и увозит. А там конвейер, помол. И появляется новая бумага...

ЭРА. Вторсырье?

СВЕТА. Ну да. Вы ешьте, Эра Николаевна...

ЭРА. Они тебя вспоминают.

СВЕТА (С улыбкой.) Вспоминают? (Пауза.) Я в детстве такой необычной была… Бывало сяду, и с книгами разговариваю.

ЭРА. И я…

СВЕТА. «Мы отдохнём! Мы услышим ангелов, мы увидим всё небо в алмазах, мы увидим, как всё зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка. Я верую, верую…» (Пауза.) Ешьте.

ЭРА. Нет, это им.

СВЕТА. У меня муж компьютерщик… Электронные библиотеки создает.

ЭРА. Говорящие?

СВЕТА. Всякие. Он книги сжимает. Очень удобно. На одном диске миллион книг!  

ЭРА. Диск солнечный что ли?

СВЕТА. Да нет, вот такой… (Показывает маленький размер.)

ЭРА. И бумаги не будет?

СВЕТА. Не будет.

ЭРА. Погоди, а чем подтираться?!

СВЕТА. Ну… Придумают что-нибудь. Я вам свой телефон оставлю, звоните. Только с мужем не говорите, он глуховат. Имя у вас необычное - Эпоха...

ЭРА. Эра я... У Пушкина в животе пуля болит, не заживает... У Гоголя насморк. Заразу с людей подхватил.

СВЕТА (улыбается). Может, это - дУхи?

ЭРА. А может и духи, почем я знаю.

СВЕТА (чихает). Ненавижу эту пыль. Вредная работа. Выйду из декрета, пойду к мужу работать.

ЭРА. Они страсть как тебя ждали! Сами нашли твой адрес, готовились... Все сами. И вот те на! Опять пропали!

СВЕТА. (с улыбкой смотрит на Эру Николаевну.) Интересно, почему?

ЭРА. Обиделись, может…

СВЕТА (читает телеграмму). «Дорогая наша Света! Поздравляем тебя с рождением маленького Ангелочка! Твои друзья Пушкин, Лев Толстой, Чехов и Гоголь». Я долго смеялась. Прекрасная шутка, наверное, это друзья из Казахстана.

ЭРА. Мужа-то любишь?

СВЕТА. Любовь… Что такое любовь?

ЭРА. «Любить – значит жить жизнью того, кого любишь».

СВЕТА. Ну, это Толстой. А в жизни сложнее.

ЭРА. Я только сейчас узнала, что у меня есть сердце, никогда не болело.

СВЕТА. Вам в больницу надо.

ЭРА. А тебе по совести, кто симпатичней?

СВЕТА. Пушкин. (Читает.) 

Пора, мой друг, пора! покоя сердца просит -

Летят за днями дни, и каждый час уносит

Частичку бытия, а мы с тобой вдвоём

Предполагаем жить…

ЭРА. Ну да... «Пора, пора»… Все про любовь. (Пауза.) Может, все ж, примут их в новую библиотеку, поспрашивай...

СВЕТА. Там есть уже книги! Новые, на отличной бумаге. Прекрасный, полный каталог. Те же авторы. (Пауза.) Имя у вас необычное - Эпоха...

ЭРА. Эра я...

СВЕТА. Извините.

ЭРА. Ну, спасибо тебе, накормила.

СВЕТА. Вот вам варенье, сахар, лекарства. Если что нужно – сразу звоните...

Света уходит.

Появляются классики, угрюмо сидят. Эра Николаевна садится рядом с ними, грустно смотрит перед собой.

ЭРА. Куда ж нам плыть, ребята?..

 

Ночь. Чехов тихонько стучит молоточком, Пушкин чистит пистолет, Гоголь зашивает старенькое пальто Эры Николаевны, Толстой варит суп. Эра Николаевна читает книгу.

 

Картина двенадцатая

 

Новый день. Эра Николаевна сидит на книгах, по комнате расхаживает человек в шляпе, в руке компьютер. Курит сигару, пускает дым, трясет на книги пепел.

СУСЛЕНКО. Книги, книги ... А что, Лев Толстой любит горькое, Пушкин - сладкое, Чехов - соленое, а Гоголь - простоквашку? ...

ЭРА. Каждый по разному ...

СУСЛЕНКО (Не слушает.) Книги, книжки, книжицы... Сколько написано! И для чего?

ЭРА. Чтобы читали. Чтобы сердце работало.

СУСЛЕНКО. Ну, это все к кардиологу.  (Ходит, смотрит.) Вас же зовут ... Арина Родионовна?

ЭРА. Эра я…

СУСЛЕНКО. У вас есть интернет?

ЭРА. Нет…

СУСЛЕНКО. Как же вы без интернета живете?

ЭРА. Не знаю…

СУСЛЕНКО. Я читал ваше письмо и чрезвычайно заинтересовался. Я - писатель Сусленко.

ЭРА. Я вас другим представляла.

СУСЛЕНКО. Читали меня?

ЭРА. Читала.

СУСЛЕНКО. ... А где они? Ваши галлюцинации? За молоком ушли?

ЭРА. Концерт дают в переходе.

СУСЛЕНКО. И что их слушают? Им хорошо подают?

ЭРА. Нет. Их даже не видят.

СУСЛЕНКО. Вот, о чем я и говорю. Анахронизм, доморощенный гуманизм XIX века...

ЭРА. Хотите яишенку?

СУСЛЕНКО. Спасибо. Я сыт. (Пишет что-то в компьютер.) А Пушкин у вас тоже живет?

ЭРА. Да вот он! (Указывает на пустую кровать.)

СУСЛЕНКО (смотрит на кровать, затем на Эру). Он слышит нас? И что он говорит?

ЭРА (прислушивается). Уснул…

СУСЛЕНКО. Интересный случай помешательства. Одинокая женщина собирает книги и именно те, которые изданы в год ее рождения, и сублимирует их как спутников жизни.  (Пишет в компьютер.) А Лев Толстой вам обо мне что-нибудь говорил?

ЭРА. Нет, а Гоголь читал.

СУСЛЕНКО. Любопытно…

ЭРА. Ругался. Дерьмом вас назвал.

Сусленко пишет в компьютер, задумчиво курит сигару, трясет пепел на пол.

ЭРА. Так и умру, и никто обо мне не напишет.

СУСЛЕНКО. Хотите я напишу? Можно пьесу, повесть, роман.

ЭРА (радостно как ребенок). Обо мне?! Прямо сейчас?

СУСЛЕНКО. Ну-да.

ЭРА. Вы тоже бессмертный?!

СУСЛЕНКО. Нобеля просто так не дают. Я придумал программу «Сам себе классик. Версия 2»! Корневой файл ста словарей, плюс фильтр предпочтений, свойства героя, 40 матриц-историй, объем и размер. Я избавил писателей от вечных страданий. Теперь пиши и пиши! Тайна шедевра в процентах заложенных данных! В их соотношении друг с другом!

ЭРА. А сердце?

СУСЛЕНКО. В литературе главное – результат, а сердце пригодится для жизни.  (Увлеченно.) Написание романа о вас займет пять минут! (Печатает в компьютере.) Я должен вбить ваш образ… Маленький человек большого размера… Пол женский… Речь глупа, мысль недоразвита… Вы одинокая?

ЭРА Я…

СУСЛЕНКО (не слушает, смотрит, печатает). Цвет ваших глаз? (Смотрит, печатает.) Любовники были?

ЭРА. Я…

СУСЛЕНКО (не слушает, смотрит, печатает). Маструбацией занимались? (Печатает.) Вы старая? (Быстро печатает.) Вы несчастная? (Печатает.) Вас не любит никто? (Печатает. Ловко нажимает клавишу, вдруг.) Зависло… (Трясет компьютер, достает из кармана провод, один конец подключает к компьютеру, другой втыкает себе в ухо, нажимает клавишу.) Готово! (Показывает.) Читайте…

ЭРА. Так мелко… Как называется?

СУСЛЕНКО. «Сумасшедшая Эра». 740 страниц.  

ЭРА (вдруг замерла, чувствует внезапную боль внутри себя). Ой… Сердце порвалось…

СУСЛЕНКО. Сердце, душа… Это проблемы узких специалистов. Кардиолог, священник…

ЭРА. Врача… Умираю…

СУСЛЕНКО. Это – психолог.

ЭРА. Конец мне…

СУСЛЕНКО. А это вопрос для филолога. Всегда существует проблема финала.

ЭРА (не может встать от боли). Пушкин… сюда…

Сусленко не глядя на Эру, любовно глядит в компьютерный текст, затягивается сигарой, трясет пепел на пол, раздумывает о чем-то, бросает  дымящуюся сигару на книги, глядит, как сигара прожигает бумагу и появляется маленький огонек. Подходит к кровати, срывает простынь, смотрит на свет. Связывает простынь в узел, кидает. Уходит.

Сквозняк раздувает огонь, Эра Николаевна не может подняться.

Появляется Пушкин, он крепко связан веревками по рукам и ногам, ползет к Эре Николаевне.

Шелест страниц. Заскрипели буквы. Лопнули шелковые нити. Книги набухают, как дрожжевое тесто. Это не склад боеприпасов - книги разрываются огнем одна за другой. Огонь кружит по комнате. За окном падает черный снег или это типографский наборщик пошутил с крыши?

В пламени скачет медный всадник, шинель размахивает пустыми рукавами, детство-отрочество-юность стоят, прижавшись друг к другу, горящая чайка бьётся в окно.

 

Тринадцатая картина

 

Ночь. Пепелище.

В квартире темно. По колено в болоте из пепла и пены стоят крошечные фигурки русских классиков. В окне мигают веселые огни пожарной и скорой помощи. Хлопают дверцы. Проснулась сирена. Вой удаляется. Наступает тишина.

Молчание.

ЧЕХОВ. Жизнь-то прошла, словно и не жил…

ТОЛСТОЙ. Любить – значит жить.

ГОГОЛЬ. Какое горе не уносит время. (Пауза.) …А однако же, при всем при том, хотя, конечно, можно допустить и то, и другое, и третье, можно даже ... Ну да и где ж не бывает несообразностей? ... А однако же, как поразмыслишь, во всем, право, есть что-то. Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете, редко, но бывают...

ПУШКИН. Пора… Пора!

 

Классики исчезают один за другим.

Кое-где еще не догорели огоньки в пепле, они тускло мерцают. 

 

Прохожий поднял воротник, перешел улицу и скрылся.

 

Занавес

Апрель 1995, редакция 2011 г.