(Инсценировка Олега Богаева по рассказу А. П.
Чехова.)
в двух действиях
Действующие лица:
Варвара Николаевна, актриса
Песоцкий, хозяин сада, бывший опекун Коврина
Таня, дочь Песоцкого, жена Коврина
Алексей Ношкин, сельский учитель музыки
Леночка, подруга Тани
Лиза, подруга Тани
Грек Пандопулос, жених Лизы
Модистка
Первый незнакомец
Второй незнакомец
Картина первая.
Санкт-Петербург.
За окном шум
столицы: проезжают пролетки, стучат колеса по мостовой, под окном голоса
лоточников:
«Пирожки, пирожки, пирожочки!..».
Слышны выкрики
разносчиков газет: «Газеты! Покупайте газеты! Слон
сбежал из зоопарка!.. К нам летит комета!.. Взрыв в мире науки! Доклад философа
Коврина о материи Духа! Доклад философа Коврина о материи Духа! Покупайте
газеты! ».
Квартира
Коврина.
Коврин
собирает чемодан, складывает вещи, книги, бумаги, закрывает чемодан, достает из
кармана часы, смотрит, наливает в бокал вино, выпивает, вырывает из блокнота
лист бумаги.
КОВРИН
(пишет
записку). Любимая… (отпивает вино, думает, разрывает лист,
вырывает новый, пишет). Дорогая… (Думает). Дорогая… (разрывает
лист, выпивает вино, пишет на новом листе). Милая… Милая Варя. Я уезжаю
в деревню. Надолго. Не ищи меня. Так будет лучше. Время проверит наши чувства. (Приписывает.)
Если хочешь, можешь пожить у меня… какое-то время. Попроси второй ключ у
прислуги. За сим желаю - удачи. Твой Коврин. (кладет записку на стол, сверху
две банкноты, смотрит на часы, одевает пальто).
В прихожей дрогнул колокольчик, входит Варвара
Николаевна с большим букетом цветов.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Андрюша, поздравляю!.. (целует Коврина, дарит букет цветов, дает
газету). Здесь всё о тебе! (снимает шляпку, шарф, накидку). Весь
Петербург так и гудит. «Коврин! Коврин!».. Взрыв в мире науки! (Переводит
дух.) Какой прекрасный день! Светит солнышко. Как я рада за тебя! (Пауза. С улыбкой.) А мне опять не повезло…
Показалась в очередном театре, читала «Медею», и так разволновалась, что весь
текст позабыла. (Смеется.) «Вам», - говорят, - «не то что на сцене, в парадной
театра находиться нельзя». (Пауза.) Видишь как всё… Твое имя на первых страницах, твои
портреты печатают в лучших журналах, (с улыбкой) у тебя море
курсисток-поклонниц... (С улыбкой, вздыхает.) Ты гений, а я
– актриса-неудачница из погорелого театра… Не-у-дач-ни-ца. (Грустно.) Знаешь, если б
не ты, твои слова, твоя вера в меня, я бы давно всё забросила. (Задумчиво.)
Театр – как чудо, театр - как мечта… Надо надеяться, верить и ждать… (С
улыбкой.) А пока я неудачница. Вот и сегодня мне приснилась во сне
разбитая чашка…(Пауза, меняется в лице.) Ты
одет?.. Мы идем по случаю в ресторан?
Долгая Пауза.
Андрюшенька, что с твоим лицом? (Подходит.) И руки
холодные… Случилось что?
Долгая пауза.
Коврин
расстегивает ворот пальто, раскуривает сигару.
ВАРВАРА (видит чемодан). Чемодан?..
КОВРИН.
Да, я уезжаю.
ВАРВАРА. Один?!
КОВРИН.
Один.
ВАРВАРА. Без меня?
КОВРИН.
Послушай, Варя… Это очень долгий разговор. У меня поезд без четверти.
ВАРВАРА. Как?!
КОВРИН.
Варя… (Пауза.)
Я должен срочно уехать из Петербурга.
ВАРВАРА. Почему?!
КОВРИН. Не знаю... (Пауза.)
Со мною что-то происходит…необъяснимое, странное…
ВАРВАРА. Не понимаю…
КОВРИН. Я тоже. (Пауза.)
Знаешь, как будто внутри меня голос… И он говорит, говорит...
ВАРВАРА. Но куда ты едешь, хотя бы?! Скажи!
КОВРИН. В деревню. К моему бывшему опекуну.
ВАРВАРА (Пауза.)
Надолго?
КОВРИН.
Месяца три.
ВАРВАРА. Три месяца?! А как же я?!
КОВРИН (пауза). Если хочешь, можешь пожить здесь, у меня…
Пауза.
ВАРВАРА (отходит в сторону; слезы; закрывает лицо руками). Что это
значит??? (Видит на столе записку и две банкноты, читает губами, пауза,
перечитывает). «Попроси второй ключ у прислуги». (Смотрит на купюры, слезы).
Всё это слишком походило на счастливый сон. Я ждала, я боялась проснуться... (Пауза.) И вот, всё закончилось.
Пауза.
КОВРИН.
Зачем же так категорично?
Пауза.
ВАРВАРА. Ты разлюбил меня?..
КОВРИН.
Варя, это сложный разговор. (Встает.) Я напишу тебе письмо.
ВАРВАРА. Андрюшенька, скажи… (Преграждает путь.)
КОВРИН.
Я опоздаю на поезд.
Пауза.
ВАРВАРА. Ты разлюбил меня и теперь бросаешь. Верно?
Пауза.
Ну скажи!.. Скажи!..
Пауза.
ВАРВАРА. Андрюша! Зачем ты прячешь глаза?! (Пауза.) Господи… Ты разлюбил меня… (Опускается
на пол, обнимает ноги Коврина, плачет.)
КОВРИН
(молчит,
смотрит на Варвару, наконец). Твоя любовь готова заполонить собою всё.
Одни вздохи, одни слезы, одни причитания, и ревность на каждом шагу!.. Как я
устал… Антигона, вам не кажется, что давно пора сменить репертуар?! (Пауза,
смотрит на часы.) Нет, еще минута трагического театра и я окончательно
опоздаю. (выпивает вино, хочет взять с собой бутылку, передумал – оставляет на
столе, тушит сигару). Всё. Мне пора. (Берет чемодан, уходит.)
Варвара лежит
на полу, беззвучно плачет, вытирает слезы. Слышно, как от дома отъезжает
бричка.
Молчание. В кресле у окна появился незнакомец
(«монах Варвары Николаевны). Сидит в кресле, не замечаем Варварой, смотрит на
нее.
НЕЗНАКОМЕЦ(берет со стола записку,
перечитывает). «…За сим желаю удачи». (Пауза.) Да, вот как бывает… Живешь,
любишь человека, отдаешь ему всё сердце, а любимый – так легко, равнодушно
бросает тебя. (Пауза.) Он ушел. Что тут сказать?.. Легко быть любимым, но
очень трудно быть достойным любви.
Пауза.
ВАРВАРА (поднимается с пола, смотрит). Кто вы?..
НЕЗНАКОМЕЦ. Мы с вами очень хорошо знакомы.
Пауза.
ВАРВАРА. Никогда…не видела вас…
НЕЗНАКОМЕЦ. Согласен. Но зато мы часто разговаривали. (Пауза.) Например, еще
полгода назад я говорил вам, что Коврин не любит вас, что он любит только
философию и только наукой живет, и что он оставит вас рано или поздно. Как
видите, я оказался прав. И еще. Не далее как три часа назад вы вышли из
парадной театра с новым отказом, взяли извозчика, а на углу Литейного и Моховой
разрыдались. Помните, что я сказал?..
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. «Твое время еще не
пришло».
НЕЗНАКОМЕЦ. Твое время еще не пришло.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Но я говорила сама с собой!
НЕЗНАКОМЕЦ. Верно.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Откуда вы знаете это?!
НЕЗНАКОМЕЦ. Дорогая, я знаю о вас куда больше, чем вы знаете о себе.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА.
Кто вы?! НЕЗНАКОМЕЦ. Не время. Узнаете после. (Пауза.)Сейчас
важно другое - ваша душа…
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Кто вы?..
НЕЗНАКОМЕЦ. Все души созданы для чего-то. Вот вы. Актриса от бога, талант. Вам
дано. Надо верить в себя.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Зачем вы это всё говорите?
НЕЗНАКОМЕЦ. Познать себя… Открыть мир через театр… Для вас это важно.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Но кто вы?..
НЕЗНАКОМЕЦ (голос всё тише). Только театр… Театр… Театр… (Исчезает.)
Стук колес
поезда сменяет пение птиц. Тишина. Где-то далеко лают деревенские собаки. Проселочная дорога. Вокруг лес. По дороге
идет Коврин, держит на плече чемодан, одна нога в грязном ботинке, другая – босая.
Устал. Садится на чемодан.
КОВРИН
(смотрит
на босую ногу). Черт… Глухомань… (Оглядывается, вокруг густой лес). На
станции нет даже извозчика…(Снимает с ноги второй ботинок, выбрасывает в кусты,
идет дальше).
Вечереет, Коврин все идет, идти по земле стало холодно. Пытается идти
осторожно, не наступая на острые камни и сухие ветки, но это плохо получается.
Тащит чемодан, прихрамывает.
Оглядывается по сторонам. Заблудился.
Где-то далеко в лесу запела скрипка.
КОВРИН. Скрипка? В лесу? Откуда??? (идет на звук.)
Проходит косогор,
перед ним открывается сад фантастической красоты. Поют птицы. Коврин входит в
сад, идет мимо аллей цветов, цветников. Коврин поглощен окружающей красотой,
кажется, что он попал в Рай.
Появляется
Песоцкий с корзиной цветов и ножницами, долго возится с цветником, видит
Коврина, замер.
Пауза. Смотрят
друг на друга.
ПЕСОЦКИЙ. Андрюша??? (Смотрит.)
КОВРИН
(с
улыбкой). Он самый, Егор Семенович…
ПЕСОЦКИЙ. Господи… Андрей!..
Быстро идут
навстречу друг другу.
ПЕСОЦКИЙ (крепко обнял Коврина). Андрюша, ты… Как я рад! Как я рад!
Приехал… Дай погляжу на тебя… Ну, молодец… Что ж ты не дал телеграмму? (Зовёт).
Таня! Таня! Скорей! Погляди, кто приехал! (Коврину). Да что мы стоим?! В дом!.. Милости
просим!
Песоцкий берет
чемодан Коврина, уходят.
Картина третья.
Стол. Чай. Сидят Коврин, Таня, Песоцкий.
ПЕСОЦКИЙ. Стою, гляжу, вдруг вижу – идёт босоногий сеньор!
Ступает как Лев, который Толстой!.. Андрюша, ты что, босиком из столицы
приехал?
КОВРИН. Да нет же… Говорю, башмак в топь засосало!..
ПЕСОЦКИЙ. А второй?..
КОВРИН. Выкинул.
Смеются.
ПЕСОЦКИЙ. Вот, молодец! Это по-нашему! (Пауза.) Значит, решил срезать путь?
Вдоль дороги сплошная трясина! Забыл?
ТАНЯ. Папа имеет массу планов. Например, он мечтает по всей России осушить
болота и засадить фруктовыми садами!
ПЕСОЦКИЙ. Ну, Таня, право… Это всё
прожекты, фантазии… А ты, Андрюша лучше мой сад посмотри!.. Растёт и крепнет! (Пауза.) Сидим, говорим, а завтра
намечается морозец. По всем приметам… Таня, ты термометр глядела?
ТАНЯ.
Папа, право, уже неудобно, я тебе десять раз сказала…
ПЕСОЦКИЙ. В самом деле? Вот оказия… (Улыбается, Тане.) Ну не обижайся,
дочка. (Встает, Коврину). Андрюша, я пойду, сам понимаешь, заморозки.
Надо дым развести, яблони согреть. А тут еще садовник в город уехал… (Тане).
Татьяна, устрой дорого гостя в лучшие апартаменты, и под ключ, чтобы назад в
свой Петербург не сбежал! (Смеется.) А ты, Андрюша, не
теряйся, чувствуй себя как дома. Поживешь месяц, подышишь воздухом, а там
глядишь, если понравится, до осени останешься. Как сказал твой Декарт: «Lumen naturele intellektus!» (лат.
Естественный свет разума) (Уходит).
Таня и Коврин
улыбаются, смотрят вслед Песоцкому.
Пауза.
ТАНЯ.
Папа стал такой рассеянный, после смерти мамы всё забывает. Вот вчера сел
ужинать и попросил завтрак. (С улыбкой.) Хотя со мной тоже
бывает такое, когда собираешь урожай так закрутишься, что себя в зеркале не узнаешь...
КОВРИН
(смотрит
по сторонам). Удивительная красота…
ТАНЯ.
Да, наш сад многим нравится. Он даже описан в карте лучших садов России… Все
восхищаются, а нам привычно. Сад - это наша жизнь и работа. Ничего кроме сада
не видим, он даже ночью мне снится, и в городе бываем редко. (Пауза.) Да что же это я всё говорю…
Андрей Васильевич… Устали с дороги…
Пойдемте, я покажу вашу комнату!
Уходят.
Картина четвёртая.
Вечер. Коврин
с Таней идут по саду. Смеркается. Вокруг стелется дым, сейчас сад кажется
призрачным, сказочным, нереальным. Коврин кутается в пальто, Таня идёт рядом,
держит его под руку.
КОВРИН.
Да, в это трудно поверить. (Пауза.) Восемь лет назад сад был в пять раз меньше. На
месте этой аллеи цветов росли низкие кустики и вместо деревьев стояли редкие
саженцы. А теперь цветут высокие яблони…
ТАНЯ.
Когда папа вложил в будущий сад половину наследства - соседи стали смеяться, а
когда он сказал, что его новый сад будет приносить пять тысяч чистого дохода –
его посчитали сумасшедшим. (Пауза.) Посмотрите туда, Андрей Васильевич. Там редкие
фруктовые деревья. Там груши и липы. А там сливы. Но самое любимое место в саду
для меня – это здесь. Цветы. Тюльпаны, розы, хризантемы. Цветы ярко-красные,
белые, желтые, васильковые. Папа приказал высадить в цветнике мое имя из лилий.
Я знаю, он считает цветы пустяковой забавой, но однажды, когда цветник замерз и
мое имя из лилий увяло, он очень переживал, даже нанял второго садовника, и до
слез радовался, когда цветы снова распустились.
КОВРИН (смотрит по сторонам). Должно быть так выглядит Рай. (Чихает.) Если бы еще не
этот дым…
Таня смеется.
КОВРИН.
Не понимаю, как этот дым может спасти яблони от мороза…
ТАНЯ. Дым заменяет облака, когда их нет.
КОВРИН.
А для чего нужны облака?
ТАНЯ.
Ну что вы. В пасмурную и облачную погоду не бывает утренников!..
КОВРИН.
Таня, браво! Вы рассуждаете, как мудрый, взрослый садовод!
ТАНЯ.
Вы шутите, Андрей Васильевич, а я - серьезно.
КОВРИН(смеется). Полно, Таня, полно. (Внимательно смотрит.) Господи, а
ведь и в самом деле взрослая... (Пауза.) Таня, по-вашему я старик?
ТАНЯ. Почему?
КОВРИН.
Сейчас вы зовете меня «Андрей
Васильевич». А раньше звали «Андрей».
ТАНЯ. Я была совсем ребенок.
КОВРИН.
Да, когда я уезжал, вы были совсем дитя. Такая тощая, длинноногая,
простоволосая, носили короткое платьице. Помните, как я вас дразнил?
ТАНЯ. Цапля.
КОВРИН.
«Цапля».
Смеются.
КОВРИН.
Да, время, время...
ТАНЯ. Много воды утекло. (Пауза.) Скажите, Андрей, по совести.
Вы отвыкли от нас? Хотя, зачем я спрашиваю? Вы взрослый мужчина, давно живёте
своей, интересной жизнью, вы ученый, величина… Отчуждение от нас так
естественно! Но…как бы ни было, Андрей, мне хочется, чтобы вы не считали себя
одиноким. Мы близкие вам люди. Мы имеем на это право. Слышите?
КОВРИН.
Разумеется… Егор Семенович и вы мне очень близки.
ТАНЯ. Честное слово?
КОВРИН.
Честное.
ТАНЯ. Вы сегодня удивлялись, что у нас так много
ваших фотографий. И те, что вы посылали, и те что папа вырезал из журналов. Он
очень переживал, когда вы не отвечали на его письма. Папа часто говорил, «ну
конечно, чему удивляться, я ему не отец, я для него никто, так, бывший опекун».
Вы знаете, мой отец до сих пор считает вас сыном, он обожает вас. Иногда мне
кажется, что он вас любит больше, чем меня. Он гордится вами. Вы ученый, еще
молодой человек, а уже сделали себе блестящую карьеру, и папа уверен, что вы
вышли такой оттого, что он воспитал вас. Наивно, конечно… Но я не мешаю ему так
думать. Но я не мешаю ему так думать.
Где-то далеко в лесу запела скрипка.
КОВРИН. Опять эта скрипка… Или мне кажется?
ТАНЯ. Да нет, это Лешка Ношкин! Сосед.
КОВРИН. Лешка?! Он же хотел уехать учиться в Италию.
ТАНЯ. Куда там. Здесь. Нелепый человек.
КОВРИН. За что вы его так?
ТАНЯ. Надоел. Целыми днями ходит
вокруг сада со скрипкой. Папа его называет «сельский Паганини». Чудак. (Пауза,
берет Коврина под руку.) Спасибо, Андрей, что вы приехали. У нас здесь
тоска. Одни чудаки. Да и тех мало. Только сад, сад, сад. Ничего больше.
КОВРИН
(кутается
в пальто). Неужели в Раю так же бывает холодно?
ТАНЯ. Это со стороны сказка. А на деле – чтобы куст
розы пышно зацвел, садовник берет лопату и подгребает конский навоз… А еще есть
штамб, полуштамб, апорт, ранет, боровинка, окулировка, копулировка…
Смеются.
КОВРИН.
Знаете, Таня, у меня приятель художник. Он живет в Венеции. Каждый раз когда он
приезжает, приходит ко мне на квартиру, мы сидим, пьем отличное вино, и он до
утра говорит об одном – как отвратительно пахнет болотом в Венеции.
ТАНЯ. Венеция… Вам легко говорить. Вы молод, и уже
побывали везде. А я Петербург, и то никогда не видела.
КОВРИН.
Что ж, приезжайте в гости. (Пауза.) Эх, Таня, мир везде одинаковый… Но такого чуда как
ваш сад я еще нигде не встречал.
ТАНЯ.
Сад, сад, сад… Но иногда хочется чего-нибудь еще для разнообразия. Помню, когда
вы, Андрей еще студентом приезжали к нам, то в доме становилось как-то свежее,
светлее. Я была тогда девчонкой, но чувствовала это и понимала. (Пауза).
Руки озябли…
Коврин берёт ладони Тани, растирает, дышит теплом своего дыхания.
Пауза.
ТАНЯ
(смущенно
освобождает свои руки). Однако поздно, мне пора… Я пойду. (Быстро
уходит).
КОВРИН
(смотрит
вслед, затем поднимает голову, глядит на яблони, вдыхает аромат). Господи,
как хорошо! (Пауза.) Черт
возьми!.. Маленькая, слабая, всё смущается, и говорит, говорит… (Иронично).
Этак, господин философ можно увлечься, влюбиться… (Тихо напевает:)
Онегин, я скрывать не стану,
Безумно я люблю Татьяну… (Идет в дом.)
Ночь. На
веранду входит Коврин. Песоцкий одет, сидит за столом. Перед ним керосиновая
лампа.
ПЕСОЦКИЙ. Не спится?
КОВРИН
(садится
рядом). Замечательный сад у вас, Егор Семеныч! Прошло 8 лет, и такие
перемены…
ПЕСОЦКИЙ (задумчиво). Да-а, Андрюша…
Сад… (Озабоченно.)
На поверхности земли, как видишь, мороз, а подними на палке термометр сажени на
две повыше земли, там тепло… Отчего так?
КОВРИН.
Право, не знаю… (Смеется.)
ПЕСОЦКИЙ. А в прошлом году были такие заморозки, что едва всё не погибло. Как
бы ни был обширен ум, а всего туда не поместишь, не предусмотришь. (Пауза.) Ты ведь всё больше насчет
философии?
КОВРИН.
Да. Читаю курс психологии, а вообще занимаюсь философией.
ПЕСОЦКИЙ. Всё теории, абстракции… Не скучно?
КОВРИН.
Нет. Скучно, когда философия изучает абстрактного человека. Мне интересен живой
человек с душой и сердцем.
ПЕСОЦКИЙ. Ну дай бог, дай бог… Я за тебя очень рад, братец… Как я рад, что ты
приехал… Как я рад… (Пауза.)
КОВРИН
(кутается
в пальто). Сырость…
ПЕСОЦКИЙ. Это влажность поднимается… К утру изморозь будет… (Пауза.) Эх, заснуть бы, да не
спится… (Пауза.)
Андрюша, яблочек хочешь? Я тебе, как философу предлагаю научный опыт. (Подает
тарелку с двумя яблоками). Видишь два яблока? Возьми, какое тебе больше
нравится.
Коврин берет.
Заметь,
ты взял самое крупное, красное. Теперь пробуй на вкус.
Коврин
откусывает, ест.
Ну, как?..
Коврин
неопределенно пожимает плечами.
А теперь –
это.
КОВРИН
(ест
второе яблоко). М-м. Вкусно.
ПЕСОЦКИЙ. То-то! Первую яблоню я
выписал из Франции, а эту вывел сам. Мое хоть зеленое, невзрачное, но вкусней!
А почему? (Достает бумагу.) Вообрази, тут один французский ботаник
накропал статью о моем новом сорте яблони, и вывел заключение, что «успех
яблони Песоцкого в том, что сад его стоит на одной широте с Арльскими
виноградниками»! Глупость! У нас тут дожди круглый год! Андрюша, дело в другом!
Мне яблоко это кровью и потом
досталось. Я сердце вложил!.. (Пауза.) Хотя, наверно, это смешно…
Все соседи за глаза называют меня сумасшедшим. Пускай. Только я знаю одно: если
в нашем уезде будет не один такой сад, а хотя бы два – наша жизнь станет
другой, наша жизнь станет лучше. А так, вокруг одни болтуны, никто ничего не
делает. (Пауза.) Вот я и на выставках участвую, и медали получаю… У
Песоцкого, говорят, яблоки с голову, и Песоцкий, говорят, садом себе состояние
нажил. Одним словом, богат и славен Кочубей. У меня и сторож, и лакей, две
дюжины работников, всем исправно плачу жалование… А на деле – я один.
КОВРИН.
Как же, а Таня?
ПЕСОЦКИЙ. «Таня». Таня выйдет замуж, уедет.
КОВРИН.
Замуж? За кого?
ПЕСОЦКИЙ. Да хоть вон за Ношкина Лёшку. «Сельский Паганини». У нас тут по
субботам молодежь вечера утраивает. Вот он и ходит гоголем вокруг Татьяны.
КОВРИН.
Сватался?
ПЕСОЦКИЙ. Не приведи господь. Неудачник, а неудачи как болезнь, заразительны.
Хотя, отец его был крепкий хозяин, помер… А у сына в голове ветер гуляет. Ездил
учиться да денег на учебу не хватило, вернулся, теперь дает уроки музыки
местной «знати» и учит крестьян пиликать на скрипке. (Пауза. Смотрит в темноту, лицо
меняется). Погоди… Что это…там?
КОВРИН.
Где?..
ПЕСОЦКИЙ (с ужасом). Вон, в темноте!
(Встает с места). Боже мой, боже мой… (гневно). Ах вы, аспиды проклятые… Лошадь к
яблоне привязали!.. Вот анафемский народ! Весь сад испаганили! Бездельники, разгильдяи!..
(Быстро
уходит в темноту, слышен храп лошади, треск веток, галоп, тишина).
Коврин долго смотрит в
ночную темноту.
Появляется монах.
Пламя в керосинке «хлопнуло»
и погасло.
Картина шестая.
Светит солнце.
Жарко. За столом Таня. Перебирает зерна.
Входит Коврин,
вид не выспавшийся, читает на ходу записи в своей тетради.
КОВРИН
(закрывает
тетрадь, видит Таню, весело). Доброе утро!..
ТАНЯ. Андрей, уже третий час
дня.
КОВРИН. Вот как?.. Простите. (Садится
рядом с Таней, с улыбкой). Очищаете зерна от плевел?..
ТАНЯ. Отбираю. Сюда – мелкие, а
сюда - крупные…
КОВРИН. Давайте, помогу…
Перебирают зерна. Пауза.
КОВРИН. С мыслями так же. Мелкие –
в мусор, в корзину, а крупные – про запас.
ТАНЯ. Бывают и крупные, но пустые. Надавишь – и
треск.
КОВРИН (смеется). Согласен. Всё
это так… А вот как добиться истины? Или это приходит только свыше?
Пауза.
ТАНЯ. Скажите, Андрей. Мы вас чем-то обидели?.. (Пауза.) Последние дни вы просто
избегаете нас! Сидите целыми днями в комнате… А если идете гулять, то один.
КОВРИН. Разве?.. Бога ради, и не
думал вас обидеть… Я опять работаю, пишу. (Пауза.) Помните, у вас был сторож
Захар, он пил запоем. Когда не пьет – милейший человек, а как запьет – пиши
пропало. Со мною так же. Только по другому. Когда не работаю – нормальный
человек; а мысль пойдёт – не остановишь. Вся разница между ним и мной в том,
что пил он горькую, а я – книги взахлеб, и он закусывал хлебом, а я –
одиночеством. (Пауза.) Ехал я к вам отдыхать, а не работать. А всё иначе
вышло.
ТАНЯ. Андрей, у вас нездоровый
вид.
КОВРИН. Пустяки. Бессонница.
ТАНЯ. Нельзя себя работой так изводить.
КОВРИН. Вчера ночью ко мне пришла
одна удивительная мысль… Я никак не могу ее сформулировать… Слова, слова… Будь
прокляты эти слова… Очень трудно назвать необъяснимое… (Пауза.) Расскажите мне что-нибудь
веселое.
ТАНЯ. В прошлом году к папе в кабинет забежал
поросенок. И съел целых два тома Островского!
КОВРИН. А потом?..
ТАНЯ. Лёг и уснул!
Смеются.
ТАНЯ. А вот помните, как однажды… я еще была
маленькой…вы подложили в футляр Лёшке Ношкину живую курицу. И она там яички
снесла!
Смеются.
КОВРИН. Да-а, было детство… И куда
всё ушло? А вот эти чашки остались. Им наверно лет сто двадцать пять… (Смотрит
на чашку.)
ТАНЯ. Чаю?
КОВРИН. Пожалуй.
Татьяна
выходит. Коврин один, листает свою тетрадь. Поднялся ветер. Коврин заметил
что-то вдали, пытается разглядеть.
ТАНЯ (возвращается). Пойдемте
в дом. (замечает напряженный взгляд Коврина). Что там?..
Пауза.
КОВРИН. Так, ничего…
Уходят.
Картина седьмая.
В доме играют
на рояле. Жарко. Все окна открыты.
Веранда. Здесь
учитель музыки Ношкин, Таня, ее подруги Лиза, Леночка, и хозяин уездной
текстильной лавки грек Пандопулос.
НОШКИН
(в
руках скрипка). Уверяю вас, господа… Рояль – это слон, рояль более
грубый инструмент нежели скрипка… Вот попробуйте обертон, смычком проведите…
ЛЕНОЧКА. Да что вы в самом деле!
ЛИЗА.
Мы танцевать пришли, а не играть.
ТАНЯ
(Ношкину). Играйте!..
Ношкин играет,
грек сидит в стороне, режет ножичком яблоко, ест.
ЛЕНОЧКА. Жалко, кавалеров мало!
ТАНЯ. Обещал приехать Дымов с молодым ротмистром!..
(Ношкину).
Алеша, я прошу, играйте быстрей, веселей!..
ЛЕНОЧКА. Невозможно в таком грустном ритме…
НОШКИН.(прекратил
играть). Я сегодня не в настроении…
ЛИЗА. Зачем тогда пришли?..
ТАНЯ. Ну полно! Мы шутим!
НОШКИН(подходит к футляру, достает дохлую мышь). Кто положил эту мерзость в
футляр?!
Все смеются,
грек ест яблоки.
Ношкин обижен,
берет скрипку, уходит.
ТАНЯ
(догоняет).
Алексей!.. Не уходите!… Останьтесь ради меня… (Пауза.) Я прошу. (Пауза.) А в знак нашего
примирения…нарвите мне большой букет белых роз!
НОШКИН.
Таня, я хотел поговорить с вами… Наедине.
ТАНЯ. После-после.
Ношкин уходит.
ЛИЗА.
Говорят, к вам приезжал Коврин Андрей? Что так быстро уехал?
ЛЕНОЧКА. Понятно, тут скука. А он – столичная знаменитость.
ТАНЯ. Почему «уехал»? Он здесь…
ЛЕНОЧКА(Пауза.)
А зачем скрывается от нас?..
ТАНЯ. Отдыхает… Всю ночь писал.
ПАНДОПУЛОС (ест). Русский писатель…
ТАНЯ. Философ.
ПАНДОПУЛОС. Он тоже из Греции?..
ТАНЯ. Почему - тоже?
ПАНДОПУЛОС. У нас в Греции все философы. Дядя мой, отец мой, дедушка мой,
прадедушка мой, все философы, все.
ЛИЗА.
Таня, поздравь нас. Мы с Аракисом помовлены. Сыграем свадьбу и уедем на остров
Хеос.
ЛЕНОЧКА. Счастливая…
Входит Коврин,
на голове летняя шляпа, одет для прогулки по лесу.
ЛИЗА.
Андрей Васильевич!
ЛЕНОЧКА. Здравствуйте!..
КОВРИН.
Добрый вечер.
ЛИЗА.
Мы очень рады…
ЛЕНОЧКА. Такой человек в наших краях!.. Я – Леночка. Вы меня помните?..
ЛИЗА.
А я – Лиза.
ПАНДОПУЛОС. Пандопулос. Коммерсант.
КОВРИН.
Отчего никто не танцует?..
ЛЕНОЧКА. Кавалеров ожидаем.
ЛИЗА.
Составьте нам компанию.
КОВРИН.
С удовольствием, но спешу. Мне нужно на станцию. Отправить срочную телеграмму. (Уходит.)
ТАНЯ. Андрей Васильевич!.. (быстро уходит за Ковриным).
Леночка и Лиза
смотрят вслед.
ЛИЗА. А на портретах он выглядит
по-другому…
ЛЕНОЧКА. Я тоже представляла его
лучше…
ПАНДОПУЛОС (ест, режет ножичком). А
яблоко с червячком.
Картина восьмая.
Таня и Коврин
идут по аллее. Спускаются к дороге.
ТАНЯ. Андрей, что-то случилось? Для кого эта срочная
телеграмма?..
КОВРИН.
Я не любитель танцев. Я соврал, чтобы удрать. (Пауза.) Таня, меня сегодня с самого
утра занимает одна легенда. Не помню, вычитал ли я ее или слышал, но легенда
какая-то странная. Слушайте. Тысяча лет назад некий монах, одетый в черное шел
по пустыне. За несколько миль от того места, где он шел, рыбаки видели другого
черного монаха, который медленно двигался по поверхности озера. Этот второй
монах был мираж. Мираж. Теперь забудьте все законы оптики, которых легенда,
кажется, не признает, и слушайте дальше. (Пауза.) От миража получился другой мираж, потом от другого
третий, так что образ черного монаха стал без конца передаваться из одного слоя
атмосферы в другой. Его видели то в Африке, то в Испании, то в Индии, то на
Севере… Наконец он вышел из пределов земной атмосферы и блуждает по всей
вселенной. Быть может, его видят где-нибудь на Марсе или на какой-нибудь
далекой звезде. (Пауза.)
Но, милая моя, самая суть, самый гвоздь легенды заключается в том, что ровно
через 1000 лет после того, как монах шел по пустыне, мираж опять попадёт в
земную атмосферу и покажется нам людям. И будь-то бы эта тысяча лет прошла… По
смыслу легенды, черный монах уже здесь.
ТАНЯ
(настороженно). Странный мираж…
КОВРИН.
Удивительно даже не это! А то, что я никак не вспомню, откуда попала мне в
голову эта легенда. Читал где? Слышал? Или, может, этот черный монах снился
мне? (Пауза.) Клянусь богом, не помню! Но
легенда меня занимает. (У дерева Ношкина с большим букетом цветов).
О! А вот и ваш воздыхатель. Привет, Меркуцио! Пока он не зарезал меня смычком,
я удалюсь. (проходит мимо Ношкина, приподнимает свою шляпу в знак приветствия,
уходит).
НОШКИН
(букет
– Тане, молча возвращаются к усадьбе). Таня, вы обещали ответить мне…
ТАНЯ. Что?
НОШКИН.
Вы забыли?
ТАНЯ.
Что? Ах-да… Алеша, не сейчас.
НОШКИН.
Таня, я больше не могу ждать… Скажите – да или нет.
ТАНЯ. Идёмте, нас ждут.
НОШКИН.
Вам нравится Коврин.
ТАНЯ. С чего вы…это взяли?
НОШКИН.
Я чувствую, вижу.
ТАНЯ.
Да что вы видите, смешной человек?
НОШКИН.
Я – ноль, неудачник. А он счастливчик. Такой не может не нравиться. Умен, хорош
собой, живёт в Петербурге, столичная знаменитость, море поклонниц…
ТАНЯ
(бросает
на землю букет.) Замолчите, жалкий вы человек! Оставьте меня!!!
Убирайтесь! (Быстро уходит).
Картина девятая.
Коврин идет.
Перед ним красное поле ржи. Поднимается легкий ветерок и превращается в вихрь.
Коврин вдруг
видит вдали что-то. Остановился, ошеломленно смотрит. Приближается черный
монах. Бледное, худое лицо. Монах всё
ближе и ближе. Не касаясь ногами земли, стремительно проносится мимо,
превращается в ветер и исчезает в небе.
Пауза. Тишина.
КОВРИН
(пораженно).
Значит, правда. Черный монах… Он существует… Черный монах…
Картина десятая.
Поздний вечер.
На веранде
Песоцкий и Таня с ночными фонарями. Очень обеспокоены, ждут Коврина.
ПЕСОЦКИЙ. Может и вправду случилось что?
ТАНЯ. Папа, скоро совсем стемнеет… Надо что-то
делать…
ПЕСОЦКИЙ. Хорошо. Ждем пять минут и
поднимаем всех людей. (Пауза.) Подожди, идет кто-то.
Из темноты
появляется Коврин.
Андрюша!..
ТАНЯ. (бросается к Коврину, обнимает).
Андрей!
КОВРИН. Что стряслось?..
ПЕСОЦКИЙ. Ты разве не знаешь? По
всему уезду ураган прошелся! У Дымовых все деревья повалило, крышу усадьбы
сорвало. Мельницу в клочья! Говорят, сто лет такого не бывало… Наш сад только
чудо спасло! Чудо! Господи… Все под богом ходим…
ТАНЯ. С тобою всё в порядке?
КОВРИН. Ну…разве…только…шляпу
ветром унесло.
ПЕСОЦКИЙ. Фельдшер сказывал, что у
мужика телегу ветром перевернуло, а почтальон видел как с косогора налетел черный
столб пыли, и все стога разметал. Вот силища, а…
КОВРИН. Больше никто ничего не
видел?
ПЕСОЦКИЙ. Да вроде нет, а что еще?..
Пауза.
КОВРИН. Устал, пойду к себе. (Уходит.)
Картина одиннадцатая.
Глубокая ночь.
В доме тишина.
Комната
Коврина. Горит керосинка. Коврин напряженно перечитывает свои бумаги. Молчит,
смотрит в темноту, снова перечитывает. Рвет бумаги. Садится в кресло. Вдруг
видит позади стоящего черного монаха.
Смотрят друг
на друга.
КОВРИН
(наконец).
Но ведь ты мираж…
Молчание.
Хорошо. Если ты мираж… Зачем ты здесь?
Молчание.
Коврин встает,
оглядывается на монаха.
Что тебе нужно?
Молчание.
Наверно, это сон… Ты снишься мне.
МОНАХ.
Сон, мираж, легенда – это всё равно. Я – призрак. Я – твое воображение.
КОВРИН.
Значит, ты не существуешь?
МОНАХ.
Думай, как хочешь. (Улыбается.) Я живу в твоем воображении, а воображение твое
есть часть природы, значит, я существую и в природе.
КОВРИН.
Вот уж не знал, что мое воображение способно создавать такие феномены.
Молчание.
КОВРИН.
Для чего ты пришел?
МОНАХ.
(Пауза, смотрит записи
Коврина.) Пытаешься
разгадать секрет бессмертия? Верно?…
Пауза.
И как?
Молчание.
Ты не свободен. Тебя держат
сомнения. (Пауза.) Хочешь, подарю тебе одну
тайну?..
КОВРИН. Чужие тайны мне не нужны.
МОНАХ.
Чужие? Это касается только тебя.
КОВРИН. Меня? Что?
МОНАХ.
Вижу, тебе не терпится услышать. Дак вот, знай -
ты божий избранник.
КОВРИН. Я?
МОНАХ.
Ты.
КОВРИН. Я???
МОНАХ.
Ты!
КОВРИН. Но почему я?
МОНАХ.
Не задавай лишних вопросов. Ты - тот, кто может разгадать суть вещей.
КОВРИН.
«Разгадать суть вещей?» Разве это возможно?
МОНАХ.
Еще как. Я вижу, ты удивлен…
КОВРИН. Да, для меня это новость.
МОНАХ.
Не торопись ликовать. Ответ может даться тебе с кровью.
КОВРИН. О какой крови ты говоришь?..
МОНАХ.
О самой обычной, что в жилах течёт.
КОВРИН. Значит, то что я напишу останется в истории?
МОНАХ.
А ты сначала напиши. Остальное - не твоя забота. Думай о другом. Ты божий
избранник, тебе свыше дано.
КОВРИН. Легко сказать – напиши… Написать можно всё что угодно. Другое - как это сделать…
МОНАХ.
А ты хорошенько подумай.
КОВРИН (указывает на клочки рваных
бумаг). Хожу, пишу, и всё вокруг да
около.
МОНАХ. У тебя живой ум, тебе нужен
только толчок, маленькая подсказка.
КОВРИН (с раздражением). Да что мне твоя подсказка?
МОНАХ. А ты не горячись. Послушай…
Пауза.
МОНАХ. «В дому Отца Моего обители
многи суть».
Пауза.
КОВРИН. Как ты сказал?
МОНАХ. «В дому Отца моего обители
многи суть».
КОВРИН. И что это значит?..
Пауза.
Что это значит??? (оглядывается,
монаха нигде нет). Ты где?.. Что это значит? Что это значит?.. (Стоит
в растерянности посреди комнаты). «В дому отца моего обители многи
суть».
Сцена двенадцатая.
Полдень.
Коврин, Таня, Песоцкий за столом. Пьют чай.
ПЕСОЦКИЙ. Ночью была такая тишина… Ни ветерка, ни звука… Даже сверчки не пели… (Пауза.) А ты, Андрюша, опять не
спал? У тебя свет горел…
КОВРИН
(доволен).
Да. «В дому отца моего обители многи суть».
ТАНЯ.
Что?..
ПЕСОЦКИЙ. Что сие означает?..
КОВРИН. Хорошо поработал.
ТАНЯ. А мне приснился необычный сон… Будто в нашем саду
монастырь. И стоит он на самой высокой горе. И в саду работают одни монахи. Я
удивлена. Подхожу к одному из них, что-то спрашиваю, а он поднимает на меня
свои светлые глаза, и вдруг лицо его делается строгим-строгим, и говорит: «Не
погуби… Не погуби…». Я спрашиваю: «О чем вы? Что не погубить?» А он – «Иди на
колодец, принеси чистой воды. И всё узнаешь».
ПЕСОЦКИЙ. Да, после вчерашнего урагана чего не приснится… (Озабоченно.) Гусеницы
пошли, жук колорадский полез… Надо непременно подавить… (Пауза, смотрит на часы.)
Ладно, пора. (Уходит.)
ТАНЯ.
Андрюша, я ведь сон свой не до конца рассказала… Не хочу при отце, ему не
понравится. (Пауза.)
Отправил меня монах за водой. Я тороплюсь, несу эту чистую ключевую воду
обратно, и вдруг… Всё пролила! Так и вижу, как вода утекает в землю.
Возвращаюсь ни с чем. И вижу… Наш прекрасный сад в чудовищном разорении. Вместо
яблонь – обугленные головёшки. Ничего нет. (закрывает лицо.) Ужас…
КОВРИН.
Бывают сны совершенно ни с чем не сообразные. Это бред, усталость, не более. (Себе,
задумчиво.) «В дому отца моего обители многи суть». Значит, это тоже
был сон?
ТАНЯ. О чем вы?
КОВРИН.
Да всё о том же.
ТАНЯ
(Пауза.) Андрей, сегодня утром был
почтальон. Привёз папе брошюры, журналы… И вам из Петербурга письмо, кстати.
Коврин берет письмо, разглядывает конверт, вертит в
руках. Распечатывает, достает письмо, пробегает глазами.
ТАНЯ.
Оно от женщины? Да?! (Молчание, Пауза.) Оно пахнет духами!.. (Слезы,
убегает.)
Коврин рвет
письмо.
КОВРИН.
Таня! Постойте!.. (Уходит следом).
Картина тринадцатая
Вечер.
Песоцкий вернувшись из города идет по аллее к своему дому. Видит на
дороге незнакомого человека (монах Песоцкого). Смотрят друг на друга.
НЕЗНАКОМЕЦ. Мое почтение, хозяин.
Пауза.
ПЕСОЦКИЙ (смотрит). Вы кто? Я что-то не припомню.
НЕЗНАКОМЕЦ. Я сторож ваш.
ПЕСОЦКИЙ. Сторож? У меня Захар сторож, а вы кто?
НЕЗНАКОМЕЦ. Поглядите, Егор Семенович.
Молодые яблони все в цвету. И знаете, что это значит?
ПЕСОЦКИЙ. Что?..
НЕЗНАКОМЕЦ. Земля, природа с нами. Она чувствует нас, и слышит. Она ничего не
родит без нашей любви. Нашим сердцем и руками сотворяется мир. Ибо, кто имеет,
тому дано будет и приумножится.
ПЕСОЦКИЙ. Странный ты…но верно говоришь.
НЕЗНАКОМЕЦ. Если бы люди понимали это,
земля бы давно превратилась в один большой, прекрасный сад. (Пауза.) Всё это – ваши мысли.
ПЕСОЦКИЙ (задумчиво). Ты прав… И голос твой мне знаком… Хотя… (Оглядывается.) Откуда ты
знаешь мои мысли??? (Оглядывается по сторонам, на алее никого нет). Эй!.. Эй…
Картина четырнадцатая.
Комната Коврина. Он сидит за столом, пишет. Думает, ходит из угла в
угол, курит.
КОВРИН.
Монах… Монах… Монах… У него было такое лицо. Точно он в самом деле прожил
больше тысячи лет… И после разговора с ним у меня точно крылья выросли… Я пишу
свободно, легко как никогда прежде!… В конце концов, если я видел галлюцинацию,
кому ж от этого плохо?
С силой хлопнула дверь. Громкие голоса Песоцкого и Тани:
ГОЛОС ПЕСОЦКОГО. Я требую
всего лишь порядка!..
ГОЛОС ТАНИ. Закройте дверь!
Оставьте меня!
Хлопает дверь.
ГОЛОС ПЕСОЦКОГО. Я повторяю!
Нельзя так!!!.. Нельзя!..
ГОЛОС ТАНИ. Уйдите, прошу
вас!
Коврин выходит из комнаты, идет на веранду; входит Песоцкий, наливает в
стакан вино, залпом выпивает, садится, тяжело дышит. Молчание.
КОВРИН.
Что такое?..
ПЕСОЦКИЙ. Опять разругались. Наговорили друг другу таких неприятностей… (Вздыхает.)
Да, брат… Тяжелый у меня характер… Повздорили… Наговорил лишнего… (Пауза.) Что ж делать? Пойти,
извиниться?
КОВРИН.
Конечно. Всем сразу легче станет.
ПЕСОЦКИЙ (стучит в дверь Тане). Таня!.. Таня?..
ГОЛОС ТАНИ. Оставьте меня!
Песоцкий прислушивается, возвращается к Коврину.
ПЕСОЦКИЙ. Видал? От ворот поворот… Так мне и надо. (Вздыхает.) Ах, боже мой,
боже мой… (Уходит.)
Коврин подходит к двери Тани, стучит, дверь открывается. Коврин входит,
видит Таню с заплаканными глазами.
КОВРИН.
Ай-ай, как стыдно! Второй раз за день плачете. Это нервы, милостивая
государыня…
ТАНЯ. Он замучал меня! Одни упрёки на каждом шагу!
«Почему нет лакея? Почему посторонние ходят по саду?» Почему? Почему? Почему?
(Коврин вытирает слезы Тане). Андрюша, я только сказала, что нет
надобности держать…лишних работников… Ведь… Ведь работники уже неделю ничего не
делают! А он раскричался, наговорил мне…
КОВРИН.
Полно, полно… (Гладит Таню по волосам). Повздорили, будет. Нельзя долго
сердиться, не хорошо… Он вас бесконечно любит.
ТАНЯ.
Он мне испортил всю жизнь… Только и слышу – «мой сад, мой сад, мой сад» и одни
оскорбления… Я завтра уеду отсюда, поступлю на телеграф…
КОВРИН.
Ну, ну, ну… Не надо плакать, Таня… (Гладит по волосам). Он вас бесконечно
любит… (Прижимает к себе, гладит Танины руки, плечи). Милая, милая… Он
очень переживает…
ТАНЯ. Правда?..
КОВРИН.
Будьте здесь. Я сейчас вас помирю… (Уходит.)
Картина пятнадцатая.
Песоцкий сидит в саду на траве, подходит Коврин садится рядом.
ПЕСОЦКИЙ. Так-то, любезнейший мой магистр. Смотрю я сейчас, и понимаю: сад
действительно прекрасный, образцовый… Но что будет с садом, когда я помру? В
таком виде он без меня не продержится месяца. А когда мне помогают, я ревную и
раздражаюсь до грубости. Весь секрет в любви, в зорком хозяйском глазе. А когда
я умру, кто будет смотреть? Садовник? Работники? Да? В нашем деле первый враг
не мороз, а чужой человек.
КОВРИН.
Есть Таня.
ПЕСОЦКИЙ. Дочка, да. Если после моей смерти сад достанется ей, то, конечно, лучшего
желать нельзя. (Тихо.) Ну а если, не дай бог, выйдет замуж?! Пойдут дети, о
саде некогда думать!
Пауза.
Откровенно тебе говорю, не
хочу, чтобы Таня шла замуж. Боюсь!
Пауза.
Дочка она у меня - одна. И
ты. Больше никого. Знаешь, Андрюша, буду говорить просто и прямо: ты
единственный человек, за кого я не побоялся бы выдать дочь. Ты с умным сердцем,
ты не дашь погибнуть моему делу. И главное – ты мне как сын. Скажу больше, без
жеманства, я был бы очень рад и счастлив, если бы у вас с Таней наладился какой-нибудь
роман…
Коврин смеется.
А если бы у вас сын родился,
я бы из него сделал садовода!.. (Пауза.) Впрочем, сие пустое мечтание… Мы копаемся в земле, а
ты паришь на небесах, тебе дела нет до земного мира… Только помни, Андрюша, что
заоблачный мир можно строить до
старости, и потом вдруг всё потерять. Ты можешь остаться один, и ни с чем.
Прости мое стариковское занудство, но есть простая истина: надо построить свой
дом, родить ребенка, и посадить дерево…
Говорю тебе как сыну.
ГОЛОС ТАНИ. Папа!.. Андрюша!..
Вы где?!
Сцена шестнадцатая.
Ночь. Комната Коврина.
Коврин пишет за столом, устал, встает, разгибает спину.
КОВРИН (Закурил сигару, выпил вино, ходит из угла в угол, с раздражением.) В самом деле, можно всю
жизнь искать то, чего нет… Потратить всю жизнь на разгадку эфимерных,
абстрактных идей!… И остаться ни с чем. (с досадой). Ничего не получается! (Пауза.) Монах… Монах… Монах… Всё
таки, что это было? Призрак? Его никто не видел. Один я. Значит это была
гал-лю-ци-на-ция… Отражение моего второго я. Что он там мне говорил? «Ты –
избранник божий». Вот напишут в газетах: «Магистр философии Коврин сошел с
ума!». (Смеется, смотрит в зеркало.)
МОНАХ.
Напишут, и что из того?
Пауза.
КОВРИН. Опять…
МОНАХ.
Не создавай проблемы на пустом месте.
Пауза. Смотрят друг на друга.
КОВРИН. «На пустом месте?»…
МОНАХ.
На пустом.
КОВРИН. Я вижу галлюцинацию, говорю с ней… Зачем ты опять пришел?
МОНАХ.
Потому что ты этого хочешь.
КОВРИН. Нет…
МОНАХ.
Да! Ты ждёшь меня и в тоже время боишься. Боишься! Неужели так трудно сознаться
в этом?
КОВРИН. Парадокс…
МОНАХ.
Согласен. Но все великие мысли рождаются из парадокса. (Смотрит на листы). Как
успехи?
КОВРИН.
Никак.
МОНАХ.
Печально… Печально…
КОВРИН. Что же тебе-то печалиться?
МОНАХ.
«В дому отца моего обители многи суть».
КОВРИН. Хочешь опять задать мне загадку?
МОНАХ.
А ты не отгадаешь.
КОВРИН. Отчего же?
МОНАХ.
Никогда.
КОВРИН. А вдруг?
МОНАХ.
Хорошо. (Пауза.) Скажи, кто такой Андрей Коврин?
КОВРИН. Это я.
МОНАХ.
А кто ты?
Пауза.
Кто?..
Молчание.
МОНАХ.
Молчишь? Потому что ты умён. Потому что ты знаешь, что любой ответ относителен.
(Пауза.) Не подлежит сомненью одно,
ты – гений.
КОВРИН. В прошлый раз ты говорил, что я избранник божий, а теперь – гений…
МОНАХ.
А это разве не одно и тоже?
КОВРИН. Я тебе не верю.
МОНАХ.
Веришь. С радостью веришь. Я чувствую это.
КОВРИН. Да?
МОНАХ.
Еще как.
КОВРИН. Хорошо, если я гений, почему я…
МОНАХ.
…Так трудно пишешь? Отвечу. Все одаренные люди очень тщеславны. Всех вас
распирает чувство гордыни и собственной важности.
КОВРИН. Особенно, когда человек знает, что он гений… (Пауза.) Что ты хочешь? Зачем ты
провоцируешь меня?
МОНАХ.
Садись, и пиши. Ты должен, ты сможешь!
КОВРИН. Бред…
МОНАХ. Отнюдь. Твой крест -
служить вечной правде!
КОВРИН. Он заговорил как церковный
учитель… Похоже я схожу с ума…
МОНАХ. А почему ты считаешь, что
гениальные люди, которым верит весь свет, тоже не видели призраков? Здоровы и
нормальны только заурядные люди.
КОВРИН. Нens sana in corpore
sano!
МОНАХ.
«В здоровом теле здоровый дух»!? Вранье античных жеребцов! Экстаз отличает
пророков! Поэтов! Мученников! От обычных людей! Всё это противно здоровью!
КОВРИН. Что получается??? Я болен?..
МОНАХ. Хоть бы и так. Ты болен, ты
работал много лет непрерывно…
КОВРИН. Мне страшно.
МОНАХ.
Хочешь выглядеть в глазах толпы здоровым? И при этом найти истину?! Так не
бывает! Выбирай!
КОВРИН. Мне страшно…
МОНАХ.
Боишься? Тогда пошел в стадо! Там тебя вылечат! У людей есть куча лекарств как
вылечить гения!
КОВРИН
(очень
громко).. Нет!
МОНАХ.
Да!
КОВРИН. Нет! Прочь! Замолчи! Замолчи!..
МОНАХ.
Опомнись…
КОВРИН
(затыкает уши). Ты – галлюцинация… Ты – галлюцинация… Ты –
галлюцинация… Тебя нет… Тебя нет… Я говорю сам с собой… Я говорю сам с собой!..
Уйди!!!
Монах исчезает.
Коврин приходит в себя, лежит на полу, над ним стоит Таня в ночной
сорочке.
ТАНЯ.
Андрюша...
КОВРИН.
(переводит
дух, тихо). Всё… Кончилось...
ТАНЯ.
У вас жар… (вытирает ладонью лицо Коврина).
КОВРИН.
Таня, милая Таня!.. (Целует руки Тане). Я так рад, я так рад!.. Я люблю вас! Люблю! Я привык вас любить!..
Ваши руки, лицо… Я возьму вас с собой…
ТАНЯ. Я не знаю… Я вовсе не думала…
КОВРИН.
Я хочу любви, которая захватила бы меня всего! Только вы, Таня можете дать мне
эту любовь!..
ТАНЯ.
Что вы, Андрюша…
КОВРИН.
Мы будем любить друг друга всегда... Таня… Таня…
Гаснет свет.
Картина семнадцатая.
Песоцкий и
Коврин в саду среди кустов и деревьев. В руках корзины.
ПЕСОЦКИЙ. Персики уже поспели, пора отправлять в Москву. Да еще надо принимать
осенние заказы на фрукты, вести с клиентом переписку… Приданое вам с Танечкой
готовить… Ну, это дело благое… (Берет с куста гусеницу.) Вот,
смотри… Гусеница – злейший враг садовода. Берешь ее вот так… И давишь, и
давишь… (Давит руками.) Учись, тебе это в жизни еще пригодится… (Давит,
показывает.)
Коврин с брезгливостью берет
гусеницу с листа, с отвращением давит.
ПЕСОЦКИЙ (смотрит). Что ни говори, а кровь много значит. Твоя мать была
утонченная, удивительная женщина. Она прекрасно рисовала, писала стихи,
говорила на пяти языках, пела… Бедняжка, царство ей небесное, скончалась от
чахотки… (Вдруг замер, с ужасом смотрит в
даль). Вот, черти… Опять козла к яблоне привязали!... (Убегает.)
Коврин смотрит
на раздавленных гусениц в своей ладони, закрыл рот рукавом.
Картина восемнадцатая.
Модистка
пришпиливает свадебное платье на Тане.
МОДИСТКА. Вот тут я вам
сейчас пришпилю… От!
ТАНЯ. Ой!
МОДИСТКА. Терпите,
новобрачная… Свадьба дело такое… Один раз перетерпишь, зато на всю жизнь.
ТАНЯ. Мне кажется, подол нужно опустить еще пониже.
МОДИСТКА. Это вам кажется.
Жених должен видеть вас в лучшем свете. (Пауза.) В прошлом году я шила платье одной герцогине,
сделала ей подол подлиннее, да так что по земле волочился, она сама попросила…
И что? Танцевать стали, жених на подол наступил, и всё оторвалось… Позор,
срамота, пришлось разводиться. (Пробует утюг пальцем). Утюг-то
простыл… (Громко). Лакей!.. Лакей!.. Опять поди яблоки трескает…
ТАНЯ.
Разрез не большой?
МОДИСТКА. В самый раз. (Набирает
в рот воды, прыскает на платье, расправляет). Уж жених-то у вас самый
видный… Уж на что мы ученых журналов не читаем, и то про него так наслышаны. (Пауза.) Милочка, может вместо фаты
сделаем вам шляпку? Теперь так прогрессивно. Можно еще как в Европе - цветочный
горшок на голову, я сама на французской картинке видала… Не хотите? А зря.
ТАНЯ. Свадьба через неделю, а платье еще не готово…
МОДИСТКА. Скажите спасибо
мерзавцу лакею, я за ним с утра с холодным утюгом бегаю… (шьет).
ТАНЯ. Ой!..
МОДИСТКА. Терпите!
Картина
девятнадцатая.
Сад в цвету. Вокруг цветы.
Ярко светит солнце.
На веранде празднично одетые
Лиза, Леночка, грек Пандопулос с гитарой.
ЛЕНОЧКА. Почему так долго не
едут?..
ЛИЗА. Не вертись как стрекоза
перед глазами…
ЛЕНОЧКА. Какая Танечка счастливая…
Он такой красивый, как принц. Таня еще в 14-ть лет была уверена, что выйдет за
него замуж…
ЛИЗА. Любовь – страшная сила. (Греку.)
Правда, милый?
ПАНДОПУЛОС. У нас в Греции много
любви, погода располагает.
ЛЕНОЧКА. Придется Тане расставаться
с родным гнездом…
ЛИЗА. Сыграют свадьбу, уедут.
ЛЕНОЧКА. Вы слышали, Лешка Ношкин с
горя хотел на себя руки наложить.
ЛИЗА. Как красиво, как
романтично!
ЛЕНОЧКА. Типун тебе на язык!
Человека прямо из петли вынули.
ЛИЗА. Счастливая Таня, в
Петербурге будет жить…
ЛЕНОЧКА. Живого Пушкина увидит!
ПАНДОПУЛОС. Пушкин давно убит.
ЛИЗА. А старик Песоцкий еще не
знает, что молодые уедут?..
ЛЕНОЧКА. Откуда? Они ему не
говорят, боятся расстраивать. (Смотрит). Ой! Едут!
КРИК: Едут! Едут!
Выходит празднично одетый
Песоцкий с образами навстречу Татьяне и Коврину.
ПЕСОЦКИЙ. Ну дети мои, благославляю…
(целует
Татьяну и Коврина).
Пандопулос подносит
шампанское, наливает в бокалы. Татьяна и Коврин пьют.
ЛЕНОЧКА, ЛИЗА,
ПАНДОПУЛОС, ПЕСОЦКИЙ. Горько! Горько!
Коврин и Татьяна целуются.
Весело заиграл рояль. Пьют шампанское.
Где-то далеко печально
заиграла музыка. Все замерли, замолчали. Смотрят куда-то вдаль, туда, откуда
слышен голос печальной скрипки.
Прекрасный сад тускнеет,
темнеет, опадают листья.
Картина
двадцатая.
Санкт-Петербург.
Увеселительное заведение.
Бедно обставленная комната. За стеной шумит кабаре, слышны пьяные голоса.
Варвара Николаевна в пеньюаре.
Стук в дверь. Входит незнакомец.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Уйдите все, я устала!
НЕЗНАКОМЕЦ (молча входит, разглядывает обстановку). Признаться, не ожидал
увидеть вас в таком весёленьком месте…
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Подите прочь! Вам что, не ясно, господин?!
НЕЗНАКОМЕЦ. Не надо кричать. На вашем месте надо тихо сидеть и молчать.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Кто вы?
НЕЗНАКОМЕЦ. Не узнаете?
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Много вас.
НЕЗНАКОМЕЦ. Меня вы должны знать абсолютно точно.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Мы виделись?
НЕЗНАКОМЕЦ. Да, правда только один раз, но говорили частенько.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Как это?..
НЕЗНАКОМЕЦ. А вот так. Вспоминайте… Вспоминайте… Квартира Коврина. Вы и я. Вы еще
были напуганы, так сказать, моим эфемерным появлением.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА (узнает, пауза). Но разве это был не сон?..
НЕЗНАКОМЕЦ. Сон или явь – какая, к черту, разница… (Пауза.) Пару минут назад в этой
прелестной головке…(указывает на Варвару)…появилась пикантная мысль – покончить
собой.
Пауза.
Что, я не прав?
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Убирайтесь…
НЕЗНАКОМЕЦ. А как же театр?
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Я тогда потеряла веру в себя… Нужно было что-то… хотя бы крышу над
головой… Стать танцулькой ночного кабаре – было не самое худшее…
НЕЗНАКОМЕЦ. Это сюжет для веселой трагикомедии: танцулька ночного кабаре
покончила собой. Ну-с, давайте финальную сцену. (Достает предметы из стола
Варвары). Вам нужен нож? Или пилка для ногтей? Есть даже снотворное. А,
вот и бритва. Вены нужно вскрывать не вдоль, а поперек, чтобы доктор не зашил.
Я пока присяду вот сюда, а вы не стесняйтесь, начинайте. (Садится в кресло, наблюдает).
Варвара
Николаевна берет по очереди предметы, смотрит.
НЕЗНАКОМЕЦ (чихает). Сквозняк… Простите.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА (спиной к незнакомцу). Все-таки, кто вы?..
НЕЗНАКОМЕЦ. В театре меня бы назвали суфлёр, в барделе – внутренним голосом,
совестью, а Коврин-философ назвал бы меня «вашей материей духа, вторым я».
Последнее ближе к истине.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Значит вы – моё второе «я»?
НЕЗНАКОМЕЦ. Не верите. Вам нужны сверхестественные доказательства. Я могу
взлететь до потолка или как дым раствориться. Но стоит ли тратить время на
пустяки? Достаточно того, что я принял телесную оболочку.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА (с изумлением и иронией). К танцульке ночного кабаре пришел ее
внутренний голос! (Пауза.)
Давно я не говорила с тобой.
НЕЗНАКОМЕЦ. А ты сама этого не хотела.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Что же скажет теперь мой внутренний голос?..
НЕЗНАКОМЕЦ. Жизнь или смерть. Выбирай.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Жизнь…
НЕЗНАКОМЕЦ. Жизнь – значит театр! Это твой выбор, твоя судьба, твой талант! Открой мир через театр! Твое время пришло!
Слышишь? Твое время пришло…
Стук в дверь.
Незнакомец
исчезает.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Театр… Театр… (Пауза, решительно.) Время пришло!..
(Быстро собирает вещи.)
Конец первого
действия.
Картина двадцать первая.
Картина первая.
Санкт-Петербург.
За окном шум столицы. Голоса разносчиков газет: «Газеты! Покупайте газеты!
Взрыв в английском посольстве!.. Есть ли жизнь на Луне! Гениальный дебют
актрисы Луганской!.. Гениальный дебют актрисы Луганской!.. Покупайте газеты!..
Квартира Коврина. Татьяна сидит за столом, раскладывает пасьянс. Входит Коврин.
ТАНЯ. Я думала, ты придешь
раньше.
КОВРИН. Задержался, дела на
кафедре… (Пауза.)
ТАНЯ. Устал?
КОВРИН. Немного.
ТАНЯ. У меня целый день болит
голова…
КОВРИН. Погода мерзкая… К
Петербургу не сразу привыкнешь. «Привычка свыше нам дана»…
ТАНЯ. «Замена счастию она».
КОВРИН(пауза). Ты чем-то расстроена?..
ТАНЯ. Нет, просто я ждала что ты
сегодня придешь раньше. Ведь сегодня такой день.
КОВРИН. Какой?
ТАНЯ. Мы женаты ровно три
месяца.
КОВРИН. Прости, совсем закрутился…
ТАНЯ. Я не обижаюсь, только… Мне
кажется, что ты стал меньше любить меня.
КОВРИН. Тебе кажется.
ТАНЯ. Вовсе нет. (Пауза.) Да, наше свадебное
путешествие было как сказка: Рим, Венеция, Париж… И здесь, в Петербурге ты
дарил мне цветы почти каждый день, но потом что-то случилось… Ты стал замкнут,
неразговорчив…
КОВРИН. Таня, мы живём в реальном
мире. Очень трудно быть романтичным, когда вокруг голая проза жизни.
ТАНЯ. И это говоришь ты?..
КОВРИН.(смотрит на часы). Сейчас поужинаем, и снова
сяду за работу.
ТАНЯ. Каждый вечер ты говоришь,
что тебе нужно писать, работать. Но Андрюша, я замечаю, как ты сидишь в своем
кабинете часами и ничего не пишешь, а только смотришь в одну точку…
КОВРИН. Неужели?
ТАНЯ(вспомнила). Андрюша! Я же купила
билеты! Завтра мы идем в театр!
КОВРИН. Отлично, сходим,
развеемся.
ТАНЯ. Говорят, актриса просто
гениальная! В газетах только о ней и пишут. В роли Медеи ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА Луганская.
КОВРИН(не расслышал). Как?..
ТАНЯ. ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА Луганская.
Пауза.
КОВРИН. Покажи… Где билеты?
ТАНЯ (находит, подает). Вот.
КОВРИН (берет билеты, рвёт,
неожиданно гневно, кричит). Я прошу!!! Я умоляю вас, милостивая государыня!!!
Никогда…!!! Ни под каким видом…!!! Не сувать свой нос в мой кабинет…!!! Когда я
работаю!.. Я ясно сказал?!! Повтори!
Пауза.
ТАНЯ (онемев от ужаса).
Никогда…
Коврин уходит в свой кабинет, хлопает дверью. Таня
пораженно смотрит вслед, опускается на стул. Молчание.
Звонит дверной колокольчик. Таня уходит в прихожую.
Входит Коврин.
Таня возвращается.
КОВРИН. Кто там?
ТАНЯ. Какой-то монах…
КОВРИН. Монах??? Откуда монах?..
Что ему нужно?..
ТАНЯ. Ничего. Он ошибся дверью. (Закрывает
лицо руками, уходит).
КОВРИН. Монах… Монах… Монах…
Картина вторая
Вечер. Квартира Коврина. Гостиная. Слышно как стучат часы.
За столом сидят Песоцкий и Таня.
ПЕСОЦКИЙ. Ничего, все будет хорошо.
ТАНЯ Я так испугалась тогда... У него кровь горлом пошла... Я позвала доктора и сразу тебе телеграмму.
ПЕСОЦКИЙ. Ничего. Его покойная матушка с этой болезнью долго жила. Врачи говорят, это не опасно.
ТАНЯ. Он: так ослаб, не спит, не ест...
ПЕСОЦКИЙ. Дела идут на поправку. Организм молодой, еще неделя и встанет на ноги. Только надо все делать как врачи говорят: не волноваться, режим соблюдать. Убрать подальше сигары. А весной приезжайте к нам. У нас лучше всяких немецких курортов. Бабка Анфиса все болезни травами лечит.
ТАНЯ. А мой цветник растет?
ПЕСОЦКИЙ. Растет, куда он денется. (Пауза.) Весь уезд до сих пор вашу свадьбу вспоминает. Гуляли двое суток! Съели и выпили на три тыщи!
Входит Коврин с бокалом вина и дымящейся сигарой, улыбается.
КОВРИН. Да! Но от плохой наемной музыки, крикливых тостов и лакейской беготни никто не понял вкуса дорогих вин и удивительных закусок из Парижа.
ТАНЯ. Андрей?..
ПЕСОЦКИЙ. Зачем ты встал?.. Тебе нельзя!
КОВРИН. Мне намного лучше.
ПЕСОЦКИЙ. Сядь. Зачем ты купишь?.. И вино...
КОВРИН. Затем, Егор Семенович, что вино укрепляет сосуды. Уж вы, как сторонник натурализма, должны это знать. Лучше расскажите, как вам Петербург? Что видели? Где бывали?
ПЕСОЦКИЙ. Кстати, Таня... Что это за такой феномен – актриса Луганская? Весь Петербург о ней говорит. Звезда.
ТАНЯ. Папа, замолчи...
КОВРИН. Нет, от чего же.
ПЕСОЦКИЙ (Андрею). Я вот что тебя хотел спросить... Как
это так у вас в столицах одних людей до звезд поднимают, а прежних забывают? У нас как – если плотник хороший, то он и до старости в почете. А здесь?
КОВРИН. Не знаю. Меня другое занимает.
Появляется монах. Садится у окна. Его видит только один Коврин.
КОВРИН. Опять.
ПЕСОЦКИЙ. Что?
КОВРИН (смотрит на монаха). Пришел...
ПЕСОЦКИЙ. Кто?
КОВРИН. Что?
ПЕСОЦКИЙ Ты сказал "опять пришел"...
КОВРИН. Я? Когда?
ПЕСОЦКИЙ. Да вот только что.
КОВРИН. Давайте
поговорим о чем-нибудь... (Не спускает взгляда с монаха.)
ПЕСОЦКИЙ. О чем?
КОВРИН. Ну например... О видениях. Вы их видели когда-нибудь, Егор Семеныч?
ПЕСОЦКИЙ. Кстати, по поводы видений. Вспомнил один занятный эпизод из детства. Помню, когда я был мальчишкой у нас была одна забава – ходить поздно вечером на колодец и ждать, когда вынырнет леший.
ТАНЯ. И что?
ПЕСОЦКИЙ. Ничего.
ТАНЯ. А мне еще ребенком приснился злой рыцарь. Он звал меня...
КОВРИН. Нет, давайте говорить о добрых призраках. Которые помогают, оберегают…
ТАНЯ. Разве есть такие?
Смотрят на Коврина, тот смотрит на монаха.
КОВРИН (монаху). Постой. Не уходи...
Монах исчезает.
ТАНЯ. Андрюша, ты как-то странно говоришь, улыбаешься... Может тебе пойти лечь?
Пауза.
КОВРИН (внезапная слабость). Да, в самом деле...
Таня уводит Коврина.
ПЕСОЦКИЙ. И не кури сигар Андрюша... Тебе это вредно.
Картина третья.
Глубокий зимний вечер. За окном темно. Гостиная. Коврин сидит укрытый пледом, читает.
Таня раскладывает пасьянс.
ТАНЯ. Уехал... Посадила папу на поезд, стою на перроне, и вдруг разрыдалась.
КОВРИН (Не отрываясь от книги.). Скоро весна. И мы к нему опять поедем.
Молчание.
ТАНЯ. Что ты читаешь?
КОВРИН. Глупый французский роман.
ТАНЯ И зачем ты читаешь?
КОВРИН Знаешь... очень увлекательно.
Молчание.
ТАНЯ. Ночь скоро. Я пойду ложиться. А ты?..
КОВРИН. Таня, я еще посижу, почитаю. Спокойной ночи. Не волнуйся. Иди.
ТАНЯ(Пауза). Как знаешь. Только долго не сиди. (Уходит.)
Коврин слушает удаляющиеся шаги Тани. Закрывает книгу. Оглядывается по
сторонам. Кого-то ждет. Зажигает свечу. Появляется монах.
КОВРИН. Я уже думал, что ты не придешь...
МОНАХ. Здравствуй.
КОВРИН. Располагайся. Я хочу с тобой поговорить.
МОНАХ. О чем?
КОВРИН. В книге, которую я сейчас читал, изображен молодой человек, молодой ученый, который делает глупости и чахнет от тоски по славе. Мне эта тоска не понятна.
МОНАХ Потому что ты умен. Ты к славе относишься безразлично как к игрушке, которая тебя не занимает.
КОВРИН Да, это правда.
МОНАХ. Известность перестала улыбаться тебе. Но что лестного, поучительного в том, что твое имя вырежут на могильном памятнике и потом время сотрет эту надпись вместе с позолотой?
КОВРИН. Скажи, что такое счастье?
МОНАХ. Счастье, это когда ты счастлив и не задаешься этим вопросом.
КОВРИН. Знаешь, когда я жду тебя, я испытываю радость. В эти часы я не знаю, что такое грусть, печаль или скука. Вот я не сплю, у меня бессонница, но мне не скучно. Удивительно.
МОНАХ. Чему тут удивляться? Разве радость сверхестественное чувство? Радость нормальное состояние человека. Чем выше человек по умственному и нравственному развитию, тем большую радость доставляет ему жизнь. Сократ, Диоген испытывали радость, но не печаль. А апостол говорит: постоянно радуйся. Ибо уныние - тяжкий грех.
КОВРИН (смеется). А вдруг прогневаются боги? Если они отнимут у меня теплый дом, комфорт и заставят меня зябнуть и голодать? Я на это не согласен.
МОНАХ. Ты работал сегодня?
КОВРИН. Нет, я обдумываю новую тему... Вот представь, что существует человек, а вокруг него абсолют, некая истина, идеальное пространство, которое... Как бы это сказать…
На плечо Коврину ложится
рука Тани.
ТАНЯ. Андрюша, ты с кем говоришь?..
КОВРИН. Что?
ТАНЯ. Андрюша!.. Ты говоришь с кем?
КОВРИН
А?.. Это ты... С кем я говорю? Вот. С ним. Познакомься. (Протягивает в пустоту руку).
ТАНЯ. Здесь никого нет!!!
КОВРИН Да вот же... Ты что, не видишь?
ТАНЯ. Ты один!!! Здесь никого нет!!!
КОВРИН. Как?..
ТАНЯ. Андрюша, ты сходишь с ума... (плачет, обнимает). Не надо... Не надо… Я давно замечала, и папа заметил... У тебя душа расстроена чем-то... Ты психически болен, Андрюша... (Плачет, обнимает.)
Молчание.
КОВРИН. Это ничего, Таня, ничего... Успокойся... Я немножко нездоров... Да, я сумасшедший… Пора окончательно признаться в этом… Поздравьте меня…
ТАНЯ. Я пошлю за доктором, а ты не бойся… Не бойся, Андрюша… Я рядом… Я с тобой… Всё пройдет… Всё пройдёт, будем лечиться… (укрывает Коврина пледом). О, боже… Спаси нас, спаси… (Уходит.)
Картина
четвертая.
ЛИЗА. Что ты, мы все понимаем.
ТАНЯ. Когда уезжаете?
ПАНДОПУЛОС. Завтра. Через неделю будем
в Одессе. А там пароход. Через море. И Греция.
ЛИЗА(Тане). Представь, у нас еще снег,
а в Греции лето.
ПАНДОПУЛОС. В Греции папа, мама, брат,
его жена и апельсин. У нас все спят во дворе, потому что ночью в доме жарко.
ТАНЯ. Андрюша, может еще кашки?..
Коврин
отрицательно кивает головой.
ЛИЗА. Как приедем, сразу напишу.
ТАНЯ(Коврину). Теперь надо поставить
градусник, и выпить валериановых капель, как велел доктор.
ЛИЗА. Я слышала, что таких людей
нужно лечить грязью.
ПАНДОПУЛОС. Ему надо ехать в Грецию.
Потому что у нас в Греции самая лучшая грязь. Нигде такой грязи нету.
ТАНЯ(капает валерианку в стакан,
считает капли). Восемь, девять, десять…
ЛИЗА. Говорят, сумасшедших привязывают. Это правда?
ПАНДОПУЛОС. Привязывают буйных, а он
спокоен как статуя.
ЛИЗА(смотрит на Коврина). Таня, он понимает наш
разговор?
ТАНЯ. Иногда.
ЛИЗА(Коврину громко). Андрей Василич! Это я –
Лиза! Завтра я уезжаю в Грецию. Вот это мой муж Аракис. Вы знакомы. (Пауза.) Почему он молчит?
ПАНДОПУЛОС. А что говорить, если все
вокруг считают тебя сумасшедшим?
ТАНЯ(Коврину). Пей… Ну пожалуйста… (поит
Коврина, утирает ему рот). Сейчас помоем тебя, сменим пижаму, белье…
ЛИЗА. Кто мог подумать… Был такой
приятный, умный человек… Как это ужасно.
ПАНДОПУЛОС. Это - обычно. Россия –
страна для сумасшедших. В Росии даже кошки, и те сходят с ума.
Таня вытирает
пот со лба Коврина. Коврин смотрит на Пандопулоса и Лизу.
ЛИЗА. Нам пора, Аракис. (Пауза.) Таня, мы еузжаем. (Коврину.)
Андрей Васильевич, счастья вам.
ПАНДОПУЛОС. Прощайте. Прощайте.
(Уходят.)
--
Лето. Сад
Песоцкого. Терраса.
Сидят Таня и
Песоцкий.
ТАНЯ. Так страшно, когда человек
теряет рассудок. Я уже думала, он никогда не придет в себя.
ПЕСОЦКИЙ. Тяжелый кризис позади. И
слава богу. Покой, природа, чистый воздух, молоко… Всё скажется благотворно.
ТАНЯ. Профессор сказал, что
обострение снова начнется, когда Андрей опять станет говорить сам с собой.
ПЕСОЦКИЙ. Надо следить…
ТАНЯ. Я не могу ходить за ним по
пятам как шпион… Он и так уже злится, ругается… Кроме всего прочего, у меня
есть свои дела.
Входит Коврин.
ПЕСОЦКИЙ. Вот, сидим, судачим о
погоде… Андрюша, ну как много рыбы поймал?
КОВРИН. Не клюёт.
ТАНЯ. А где удочка? Ты забыл ее
на речке?..
КОВРИН (ехидно, подражая манере
разговора Тани). «Нет, не забыл. Я оставил ее у лестницы». Идите,
проверьте.
ТАНЯ. Зачем? Мы тебе верим.
КОВРИН. Я спокоен…
ТАНЯ. Нет, мы же видим, ты
возбуждён.
КОВРИН. Я спокоен.
ТАНЯ. Нет.
КОВРИН. Я спокоен!
ТАНЯ. Нет!
КОВРИН. Да!!!
Пауза.
КОВРИН. Всё, я молчу…
ТАНЯ. Андрюша, тебе нужно выпить
лекарство.
КОВРИН. Нет, я хочу молоко.
ТАНЯ. Молоко позже.
КОВРИН. А я хочу сейчас!
КОВРИН. Почему???
ТАНЯ. Потому что. (Наливает
в ложечку лекарство). Пей. (Подносит ко рту Коврина, тот резко
отталкивает руку Татьяны от себя, лекарство проливается, ложка падает.)
Пауза.
ТАНЯ (слезы). Папа… Ты
видел?!! За что?! За что?! Это невыносимо! (плачет, убегает.)
Пауза.
ПЕСОЦКИЙ. Андрюша, нельзя так… Нельзя…
Таня желает тебе только добра.
КОВРИН. Вы опекаете меня как
ребенка… Вы не даёте мне работать, писать…
ПЕСОЦКИЙ. Всё правильно. Ты можешь
переутомиться.
КОВРИН. Вы считаете меня
сумасшедшим… Когда я вхожу, вы замолкаете. Одни взгляды, одни подозрения… Даже
когда мы пьем чай, вы следите за тем, как я мешаю ложечкой сахар… Поймите, это
противно, я страшно устал!
Пауза.
ПЕСОЦКИЙ. Может, ты кушать хочешь?
КОВРИН. «Кушать, кушать»… Почему
вы не разводите свиней? У вас бы это очень даже получилось.
ПЕСОЦКИЙ. Не будем ссориться,
Андрюша…
КОВРИН. И еще. Ваш сад не так
прекрасен, каким он мне казался раньше. Эти цветы напоминают мещанское
кладбище. Прекрасная безвкусица! Дешевое уродство!
ПЕСОЦКИЙ. Замолчи!.. (Встает,
уходит). Ну, знаете, это слишком…
Коврин
смеется.
Где-то далеко
грустно запела скрипка.
Картина двадцать вторая.
ЛЕНОЧКА. Раньше в вашем саду было
много людей, играла музыка, мы танцевали… Помнишь?
ТАНЯ. Андрею не здоровится.
ЛЕНОЧКА. Прости, что я приехала без
спроса. Теперь вы редко приглашаете гостей.
ТАНЯ. Я очень рада тебя видеть.
Молодец…
ЛЕНОЧКА. Как тебе моя шляпка?
Модистка сшила на заказ. (Пауза.) Таня, я вот что приехала. Поздравь меня. Я выхожу
замуж.
ТАНЯ. Ой, Леночка! Кто?
ЛЕНОЧКА. Ротмистр Ковалевский.
ТАНЯ. Поздравляю.
ЛЕНОЧКА. Свадьба после святой
Троицы. Вас лично приглашаю.
ТАНЯ. Вряд ли Андрей
сможет…
ЛЕНОЧКА. Приезжай одна. Или с
отцом. (Пауза.)
Кстати, ты ведь знаешь – Леша Ношкин
погиб.
ТАНЯ. Как??? Когда?
ЛЕНОЧКА. Да еще полгода назад.
Зимой. Пошел на урок. А вьюга, метель началась. Вот и сбился с пути,
замерз.
Входит Коврин.
КОВРИН. Таня, вели отцу, чтобы он
распорядился не топить печь. И без того душно.
ЛЕНОЧКА. Как ваше здоровье?
КОВРИН. Прекрасно как никогда.
ЛЕНОЧКА. Что ж… Хорошо. Я поеду.
Уже поздно. (Уходит.)
КОВРИН. Зачем приезжала эта
сорока?
ЛЕНОЧКА. Она выходит замуж.
КОВРИН. Скажите мне, для чего люди
женятся и плодят себе подобных?
ТАНЯ. Ты стал очень злым. Ты
сердишься на отца, и это убивает его. Посмотри: он стареет не по дням, а по
часам! Умоляю тебя, будь хотя бы с отцом милосерден!
КОВРИН. Не могу. Не хочу.
ТАНЯ. Почему? Что переменилось?
КОВРИН. Всё. Твой отец со своим
садом мне не симпатичен.
ТАНЯ. Я не могу понять. Ты, умный человек, раздражаешься из-за
пустяков, влазишь в мелкие дрязги… Такие мелочи волнуют тебя, что иной раз я поражаюсь: ты ли это? (Пауза.) Откуда
такая неблагодарность?
КОВРИН. За что мне вас благодарить?..
ТАНЯ. Что-то непостижимое, ужасное происходит… Ты стал жесток, на
себя не похож!
КОВРИН. Меня сделали таким вы. (Закрывает
голову руками.) Да, я сходил с ума, у меня была мания величия, я
говорил с собой… Но зато я был бодр, весел, оригинален. Я был счастлив! Мне
было интересно жить! Да, я видел галлюцинации, но кому это мешало? Я спрашиваю:
кому? (Пауза.)
Зачем вы меня лечили?.. Я стал как все. Унылый, рассудительный муж… Теперь мне
скучно, гадко жить. Внутри так холодно и пусто.
ТАНЯ. Не могу этот бред больше слушать!
КОВРИН (тихо). А ты заткни
пилюлями уши…
ТАНЯ. Мерзавец. (Уходит.)
Вокруг сада
кружится вьюга.
Картина седьмая.
Таня перед
зеркалом примеривает шляпку.
Модистка
смотрит.
МОДИСТКА. Ой, хорошо… Как с картинки…
ТАНЯ.
Мне не нравится.
МОДИСТКА. Тогда примерьте мою. Только вчера прислали из Англии. Хотите перо для
полного шарму?
Таня
примеривает.
МОДИСТКА. На свадьбе подруга невесты
важней генерала, вам нужно выглядеть с шиком. (Пауза.) Сейчас пошла мода на запахи.
Таня нюхает,
морщится.
МОДИСТКА. Что? Резкий? Зато не липнут комары. (Пауза.) Может ленту в волоса?
ТАНЯ.
Нет, это лишнее.
МОДИСТКА. Мой муж, царство небесное,
обожал ленточки. Особенно их развязывать. Ох, был шаловник…
ТАНЯ (смотрит в зеркало). Откуда эта трещина в зеркале? Еще вчера ее не было…
Входит
Песоцкий в праздничном сюртуке.
ПЕСОЦКИЙ. Таня, мы опоздаем. Пора.
ТАНЯ.
Что Андрей?
ПЕСОЦКИЙ. Опять не в духе. Сидит, закрылся в кабинете.
ТАНЯ.
Напомни лакею, если Андрей пойдёт гулять, чтобы одел его потеплее.
Уходят.
Картина
восьмая.
Терраса.
Вечер.
КОВРИН. Год назад я сидел на этом
же месте, и впервые увидел видение, призрак. А теперь тишина и покой… Как ни
гляди, ничего не увидишь. (Пьет вино.) Вкус уже не тот. (Пауза.) Нет, друг мой, бромистый
калий, теплые ванны, страх за каждый глоток – всё это доведёт тебя до полного
критинизма. (Пауза.) Как счастливы Будда или Шекспир, что добрые дядюшки
и жены не лечили их от экстаза и вдохновения. Если бы Платон принимал от нервов
бромистый калий, работал бы полчаса в сутки и пил литрами валерьянку, то от
него ничего не осталось бы. (Собирает вещи, складывает в чемодан.) Все
эти безмозглые доктора и добрые родственники сделают так, что человечество
отупеет, серость будет считаться гением, и мир погибнет. (Зло.) Если б вы знали,
дорогие мои, как я вам благодарен…
Входят
Песоцкий и Таня с охапкой сирени.
ПЕСОЦКИЙ (напевает.) «Пою тебе,
бог Гименей, и прославляю»…
ТАНЯ. Всё было так мило, так
трогательно. Я очень рада за Леночку… (Зовёт, перебирает сирень.) Андрей!
Погляди, что мы тебе принесли!!!
Выходит Коврин с чемоданом в
руке.
КОВРИН. Позвольте раскланяться.
ТАНЯ. Что??? (Пауза.) Ты куда?..
КОВРИН. Я уезжаю.
ТАНЯ. Но… Андрюша…мы же хотели
погостить до августа…
Смотрят на
Коврина. Долгая Пауза.
КОВРИН. В данном случае слово «мы»
не уместно.
ТАНЯ. Что…ты…хочешь…сказать???
КОВРИН. Не понимаешь?
ТАНЯ. Нет.
КОВРИН. Хватит ломать комедию. Мы
расстаёмся.
ТАНЯ. Андрюша…
КОВРИН. Наш брак был ошибкой. Я
хотел уйти молча. Но видно придется сказать. Знай - я ненавижу тебя. Я не могу
слышать даже твой голос.
ПЕСОЦКИЙ. Господи, побойся бога… Что
ты говоришь?!
КОВРИН. Ты растоптала меня. Ты
превратила в кошмар мою жизнь. Теперь я - никто. Теперь я – пустышка,
ничтожество.
ПЕСОЦКИЙ. И верно, от любви до
ненависти…
КОВРИН (смеется). Браво,
водевильный дядя! Только о какой любви вы говорите, старый сводник?! И не надо
внушать мне сейчас, что я сумасшедший. Я здоров как никогда, всё вашими
трудами. Я прекрасно помню, как папенька просил меня закрутить роман с его
дочкой… Что, разве не было?!
ПЕСОЦКИЙ. Не-го-дяй…
КОВРИН. Водевильные
дядюшки-садоводы с сытыми добродушными рожами, их мужиковатые дочки в
безвкусных нарядах когда-то очень умиляли и смешили меня… А теперь вы мне
противны.
Пауза.
ПЕСОЦКИЙ. Будь ты проклят… Убирайся
прочь.
Сад темнеет, ветви
скручиваются в клубок, стволы переплетаются между собой и переламываются пополам. Где-то далеко поет скрипка.
Картина девятая.
За стенами гул
аплодисментов. Гримёрная театра.
Варвара
Николаевна снимает грим.
НЕЗНАКОМЕЦ («монах» Варвары Николаевны). Вас просит публика.
ВАРВАРА. С меня довольно.
НЕЗНАКОМЕЦ. Вы слышите, вас
зовут!
ВАРВАРА. Скажите, чтобы
закрыли занавес. Спектакль отменяется!
НЕЗНАКОМЕЦ. Как???
ВАРВАРА. Я больше не буду
играть.
НЕЗНАКОМЕЦ. Перенесём на
послезавтра?
ВАРВАРА. Вы не поняли – я
больше не буду играть никогда.
НЕЗНАКОМЕЦ. Что сие
означает?..
ВАРВАРА. Я ухожу со сцены.
НЕЗНАКОМЕЦ. Это не смешно.
ВАРВАРА. А я шутить не
собираюсь.
НЕЗНАКОМЕЦ. Да вы в своем
уме?! Уйти сейчас?! Оставить сцену?!
ВАРВАРА. Да!
НЕЗНАКОМЕЦ. Не понимаю…
Пройти такие муки Ада, пробиться на сцену, открыть свой талант, достигнуть
невероятного успеха и совершенства игры, для чего? Чтобы уйти?! Не понимаю, не
понимаю!.. (Пауза.) Но почему?!
ВАРВАРА. Вы знаете.
НЕЗНАКОМЕЦ. Неужели из-за
него? Из-за этого неудачника?! Да это же глупо! (Смеется.)
ВАРВАРА. Пускай. Я нужна
ему!
Пауза.
НЕЗНАКОМЕЦ. Значит,
перечеркнуть всё?.. Поставить крест на себе и своем таланте???
ВАРВАРА. Пусть так.
НЕЗНАКОМЕЦ (пауза). Вы решили спасти его, но убить меня.
ВАРВАРА. Я должна быть рядом
с ним.
Пауза.
НЕЗНАКОМЕЦ. Вы решили?..
ВАРВАРА. Да.
НЕЗНАКОМЕЦ. Что ж… (Пауза.) Вот и всё. Вот и конец. Значит так тому и быть. Я
исчезаю, я растворяюсь… Прощайте. (Исчезает.)
Между
десятой и одиннадцатой картиной проходит три года.
Квартира
Коврина.
Коврин и Варвара
Николаевна.
КОВРИН (с тростью, прихрамывает на одну
ногу). Как много жизнь берёт за ничтожные, весьма обыкновенные блага.
Чтобы стать заурядным профессором, излагать нудным, скучнейшим языком чужие
мыли, мне нужно было учиться 15 лет, работать дни и ночи, перенести тяжелую
нервную болезнь, пережить неудачный брак, и вообще наделать кучу глупостей… И
ради чего? Теперь, спустя три года, я самый молодой на кафедре профессор.
ВАРВАРА
НИКОЛАЕВНА.
И замечательный профессор.
КОВРИН. Ты бросила из-за меня театр.
Ты так говоришь чтобы успокоить меня. Но я то знаю: мои лекции скучны, в них
нет свободы, полёта, вдохновения. (Пауза.) Я честный трудяга, ученый
червь, не более. Каких много. И надо благодарить судьбу хотя бы за это. (Кашляет, смотрит на платок.) Опять
кровь… В декабре лекции не состоялись, в январе, в феврале… И всё по той же
причине… Будь проклята эта болезнь. Придётся взять отпуск до нового года.
ВАРВАРА
НИКОЛАЕВНА.
Я увезу тебя в Крым. Море, тепло, пальмы, цикады…
КОВРИН. Крым - так Крым. Когда мы
поедем?
ВАРВАРА
НИКОЛАЕВНА.
Когда ты захочешь. Можем хоть завтра.
КОВРИН. Знаешь, сегодня на
Набережной я видел странную процессию. Хоронили какого-то монаха. Из
провожающих было два-три человека. Странным было даже не то, что хоронили
монаха далеко от монастыря, а то, что один из провожающих был очень похож на
меня.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Пустяки. Это твоя мнительность.
КОВРИН.
Значит, Крым. (Пауза.)
Меня что-то тревожит… Как будто предчувствие.
Звенит дверной
колокольчик.
КОВРИН.
Умоляю! Не открывай!..
Пауза.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Да что с тобой?
Колокольчик
снова звенит. Коврин молчит.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Пойду, открою… (Уходит в прихожую.)
Коврин ждёт.
Возвращается
Варвара с газетами и журналами.
ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА. Это всего лишь на всего почта. (Кладет на стол перед Ковриным.)
Андрей, я пойду собирать вещи. А ты пока достань чемоданы. (Уходит.)
Коврин берет
газеты, журналы, встает. Выпадает письмо.
КОВРИН (смотрит конверт).
«Коврину»… Знакомый почерк…
ГОЛОС ВАРВАРЫ (зовёт). Андрей!..
Коврин прячет письмо.
КОВРИН. Иду. (Уходит.)
Картина двенадцатая.
Стук колес поезда сменяет шум моря. Кричат чайки.
Гостиничный номер. Стоят не распакованные чемоданы.
КОВРИН (глядит в окно). Чайки
кружатся над берегом, значит к дождю. (Пауза.) Как здесь хорошо, смотришь вдаль и только
бескрайнее море, а над ним плывут и плывут облака. (Пауза.) Остаться бы здесь навсегда…
ВАРВАРА
НИКОЛАЕВНА.
А что? Неплохая идея. Уладим все дела в Петербурге и переедем сюда.
КОВРИН. Кажется, гроза
приближается.
ВАРВАРА
НИКОЛАЕВНА.
Я пойду, спущусь к хозяйке, договорюсь насчет ужина.
КОВРИН (открывает портсигар).
Надо же, сигары закончились.
ВАРВАРА
НИКОЛАЕВНА.
Ничего, лавка через дорогу. Я зайду и куплю.
КОВРИН. Возьми, пожалуйста, зонт.
ВАРВАРА
НИКОЛАЕВНА.
Три минуты. Я спущусь и быстро вернусь. Хорошо? (Целует Коврина в щеку, берет
зонт, уходит.)
Коврин смотрит на море, закашлялся, достает платок.
Нащупывает в внутреннем кармане что-то, достает письмо, расправляет, думает.
Разрывает конверт, садится на чемодан.
КОВРИН. Почерк ее, Тани… (Разворачивает,
читает вслух.) Сейчас только что умер…мой отец. (Пауза.) Этим я обязана тебе, только
тебе. Ты убил его. И еще… (Пауза.) Наш сад погиб, здесь теперь чужие люди. Всем этим я
обязана тебе. Я ненавижу тебя всей душою и желаю скорейшей твоей смерти. Будь
ты проклят. Я любила тебя, и теперь сполна плачу за это. Я видела в тебе светлого, необычайного
человека, гения, а ты оказался злым, мелочным, бездарным…и к тому же
сумасшедшим…
Рвёт письмо на мелкие клочки, отходит в сторону,
закрывает голову. Вдруг видит на полу розу, удивлен, поднимает, смотрит.
Вспышка молнии.
На секунду комната озаряется ярким лунным светом.
Коврин видит сидящего в углу Песоцкого.
Темнота.
Коврин
пораженно вглядывается в темноту.
Новая вспышка
молнии. Комнату озаряет солнечный свет, в саду стоит Таня.
КОВРИН. Таня??!!..
Темнота.
КОВРИН. Таня… (Растерянно стоит посреди
комнаты).
Гул.
Со стороны молнии приближается смерч. Все ближе и
ближе.
«Черный
высокий столб, похожий на вихрь, показался на том берегу. Он со страшной
быстротой двигался через бухту по направлению к гостинице, становясь всё меньше
и темнее, и Коврин едва успел посторониться».
С силой распахнулось окно, бьётся стекло, в комнату
врывается вихрь, поднимая в воздух клочки рваной бумаги.
Всё стихает.
На полу лежит
Коврин. Над ним стоит черный монах.
МОНАХ. Почему ты не поверил мне?
Ты – гений, ты был в двух шагах от истины, и всё,
всё потерял… Если бы ты поверил мне тогда, что ты гений, то эти годы ты прожил
бы иначе. Иначе. Совсем не так.
На полу неподвижно
лежит Коврин. На лице застыла улыбка.
За окном
сильный ливень.
Раскаты грома
удаляются.
Появляется
солнце.
Где-то далеко
поет скрипка.
Занавес.
меня беспокоит неприятное чувство.